Черчилль начал свое выступление с заявления, что Соединенные Штаты и Великобритания давно договорились о вторжении в Нормандию, что задержка весьма огорчительна, но сейчас они намерены провести эту операцию весной или летом 1944 года. Без всякой паузы премьер-министр затем заговорил о возможных районах операций против нацистов во всех частях Европы и, в том числе, о желательности убедить Турцию вступить в войну. Затем он спросил, не представляют ли какие-нибудь операции в восточной части Средиземного моря достаточный интерес, чтобы задержать на два-три месяца планируемую десантную операцию через Канал.
Сталин быстро дал ответ, в котором поставил под сомнение разумность распыления сил союзников. Он не верил, что турок можно будет убедить объявить войну, и сказал, что все имеющиеся дополнительные силы союзников можно было бы с успехом использовать для одновременной фланговой десантной операции в Южной Франции в качестве поддержки вторжения в Нормандию. Он считал операцию в Южной Франции гораздо более важной для успеха союзников, чем захват Рима. Черчилль в ответ выдвинул интересный аргумент в пользу захвата Рима и аэродромов севернее Рима, которые можно было использовать для наращивания воздушных налетов авиации союзников на Центральную Европу. Заседание закончилось без принятия каких-либо важных решений.
Первое заседание прошло в приятной, вежливой и благожелательной обстановке. Трое руководителей изложили свои соответствующие точки зрения и выслушали друг друга. Русские и американцы, казалось, почти достигли согласия по основным принципам стратегии, которую предстояло провести в жизнь. В руках этих трех человек, собравшихся за столом в советском посольстве в Тегеране, находилась судьба миллионов людей, сведенных в самые крупные армии и военно-морские флоты, когда-либо создававшиеся для войны до настоящего времени. Однако атмосфера на этом первом заседании была более спокойной, чем та, которая может царить на штабном совещании на борту корабля или военной базе.