Третья жара (СИ)

Армин кивнул, чувствуя, как начинает гореть от смущения лицо. Научится ли он когда-нибудь не краснеть перед этой женщиной? Или она так и будет одним взглядом или короткой фразой вышибать землю у него из-под ног? Сегодня небрежно бросила после ужина: «Приходи перед отбоем и задницу вымой как следует». Армин в тот момент вспыхнул, как порох от искры. Значит, Эрвин всё-таки хочет трахнуть его пальцами, как обещала в самый первый раз. И он знал, что не воспротивится этому ни словом, ни делом. Не из боязни навлечь на себя командорский гнев, отнюдь. В глубине души Армину самому хотелось, чтобы Эрвин заставила его замереть в какой-нибудь унизительно-развратной позе и совершила над ним подобное извращение. А он, должно быть, станет умолять её прекратить — но на самом деле будет сходить с ума от жгучей смеси удовольствия и стыда...

Пальцы отказывались слушаться, и Армин с трудом расстегнул ремни, потратив на это, казалось бы, привычное до автоматизма действие куда больше времени, чем обычно. Разулся под требовательным и слегка насмешливым взглядом Эрвин, отчаянно боясь споткнуться и растянуться на полу, снял ремни и принялся за рубашку. Пуговицы с трудом выскальзывали из петель, словно их заколдовал кто-то, а Эрвин всё так же лениво покачивала ногой и не отводила взгляда. В конце концов Армин справился с рубашкой и взялся за пояс брюк. Эрвин хмыкнула, похоже, забавляясь его смущением. Расстегнув ширинку, Армин торопливо стянул брюки.

— А трусы? Или ты думаешь, что их можно оставить?

Глубоко вздохнув, Армин собрался с мыслями и исхитрился найти приемлемый ответ:

— Но ведь не всё сразу, верно?

И с милой, немного смущённой улыбкой потеребил концы шнурка, который удерживал трусы на положенном месте, не торопясь, однако, его развязывать, погладил сквозь ткань твердеющий член и... вовсе убрал руки.

— Дразнишься? — усмехнулась Эрвин. — Иди-ка сюда! — и рывком притянув к себе, сама стянула с него трусы, попутно мимоходом потискав ягодицы. — А теперь развернись кругом и оттопырь свой прелестный зад.

Армин вновь смутился, одновременно возбуждаясь сильнее, и, послушно развернувшись, упёрся ладонями в колени и прогнулся в пояснице — поза получилось крайне бесстыдной. Но почти тут же, ойкнув, невольно выпрямился, вытянулся в струнку, когда Эрвин смачно и хлёстко приложилась пятернёй к его заду. Боль обожгла кожу, и на миг Армину показалось, что отпечаток командорской ладони ещё долго будет гореть на его ягодицах, как клеймо, но член дёрнулся, сильнее наливаясь кровью. Признаться, Армину хотелось, чтобы Эрвин уложила его поперёк колен и хорошенько выпорола, но просить о подобном было ужас как стыдно, и потому Армин не решался, втайне надеясь, что она и сама захочет его за что-нибудь наказать.

— Это за то, что слишком медлил, — пояснила Эрвин, — А теперь ложись, — и передвинулась на постели, освобождая ему место.

Армин неловко завозился, ложась на спину, вытягивая ноги и стараясь не пихнуть случайно Эрвин — её кровать была пошире прочих, но всё же не особенно отличалась габаритами, и для двоих места на ней было впритык. Эрвин развернулась к нему, провела рукой по бедру, погладила колено... Армин заёрзал, безотчётно подставляясь под ласку, и в который уже раз засмотрелся, будучи не в силах оторвать взгляд.

— Вы такая красивая... Но вы ведь знаете, да?

Самая красивая женщина на свете — хоть в форме, хоть в одних ремнях, как сейчас, хоть и без них. Она казалась Армину красивой и когда хмурилась, и когда улыбалась, и со старыми шрамами, нажитыми за годы службы... но особенно — когда распускала волосы, обычно стянутые и закрученные в пучок, позволяя золотистым прядям падать на плечи. Мягкие локоны словно сглаживали жёсткие и резковатые черты лица Эрвин, неуловимо меняя её внешность.

— Красота в глазах смотрящего. Слышал когда-нибудь это выражение? — Эрвин усмехнулась и, когда Армин потянулся к ней, желая коснуться волос, отвела его руку в сторону. — А теперь раздвинь ноги.

Армин зажмурился, завозился, неловко разводя колени, и вдруг почувствовал, что под подушкой что-то мешается. Полез туда — и вытащил бутылочку с какой-то густой жидкостью, о назначении которой, впрочем, догадался мгновенно.

— Правильно, — кивнула Эрвин, — доставай сразу, всё равно понадобится. А ножки давай пошире раздвигай. Вот так, — и, ухватив Армина за лодыжки, развела ему ноги так широко, что Армин ощутил себя полностью, совершенно и так бесстыдно открытым. Он невольно попытался спрятать лицо, отвернувшись и прикрываясь рукой, но тут же услышал требовательное: — Смотри на меня!