Третий ангел

Подобно азовским волнам орда вновь и вновь накатывалась на гуляй-город и, схлынув, всякий раз отступала, оставляя у стен крепости сотни убитых. К вечеру стало ясно, что лобовой атакой гуляй-город в этот день не взять. Длинные трубы гнусаво протрубили отбой. Хан решил дать отдых ногайской коннице. Пришло время турецкой артиллерии. Повинуясь его знаку, захлопотали пушкари в красных фесках. Первые залпы пришлись по бревенчатым стенам гуляй-города. Полетели щепки. Через час стрельбы хан убедился, что таким способом разрушить гуляй-город не удастся. Взамен разбитого простенка русские с поразительной ловкостью мгновенно ставили новый. Тогда хан приказал задрать жерла пушек как можно выше и стрелять навесом, чтобы ядра накрывали осаждённых сверху. От такой стрельбы проку было больше. После каждого залпа стали слышаться крики раненых, поднялись дымы пожаров, один раз в гуляй-городе сильно рвануло, видимо, взорвался пороховые запасы. Хан удовлетворённо сощурился и приказал продолжать огонь до наступления темноты.

...Когда пальба стихла, Воротынский собрал воевод в своей палатке, чтобы обсудить дальнейшее. Хотя крепость выстояла, и татары понесли огромные потери, лица воевод были пасмурными. Войско убыло на треть, не считая легкораненых. Трупы не успевали закапывать в заклёкшую землю. Над лагерем висел смрад. Пищи и воды не осталось вовсе. И что самое страшное — кончался порох. Было ясно, что ещё одного такого штурма гуляй-город не выдержит.

Весь день осаждённые вглядывались в горизонт в надежде на подход царского войска. Но и татары опасливо косились через плечо, а ну как русские ударят сзади? На этот случай осторожный хан приказал держать в резерве десять тысяч воинов и тем ослабил атакующий напор орды.

Вечером в сопровождении Дмитрия Хворостинина старый воевода обходил лагерь. Взобравшись на пристенное подмостье, сумрачно глядел на раскинувшееся внизу дрожащее озеро татарских костров.

— Ежели завтра не будет подмоги — конец нам, Михайла Иваныч! — вполголоса, чтобы не услышали воины, проговорил Хворостинин.

— Подмоги не будет, — сипло ответил Воротынский.

11.

Хан оплакивал двух сыновей и внука. Сыновья были зрелыми мужчинами, удивительно похожими на него самого в пору зрелости. Зато внук, его любимец Ахмат, весёлый и ласковый юноша, напоминал хану рано умершую первую жену-турчанку. Русская пуля угодила ему точно посреди широко расставленных миндалевидных глаз.

По мусульманскому обычаю умерших надо было похоронить до захода солнца, а хан всё не мог оторваться от созерцания любимых лиц. Наконец, махнул рукой, разрешив унести тела. Теперь следовало подумать о мести. На военном совете хан приказал завтра покончить с русскими. Тактику боя решено было изменить. Ошибка заключалась в том, что орда атаковала гуляй-город со всех сторон разом. Завтра всё будет по-иному. Надо найти самый слабый участок, создать на нём тридцатикратное превосходство в силе, и, проломив стену, ворваться внутрь деревянной крепости. Пленных не брать. Ни единого!

Ещё до рассвета татары стали снимать тройное оцепление вокруг гуляй-города, выстраиваясь в две боевые колонны. Пожелтевший от горя хан сам повёл воинов.

В этот раз крымцы атаковали молча, и эта их молчаливая сосредоточенная ярость была страшнее исступлённых воплей. Редкая пальба русских пушек не остановила стремительно надвигавшихся с двух сторон боевые колонны. Монолитная масса всадников ударила в скулы гуляй-города почти одновременно. Затрещали под могучим напором бревенчатые стены, в одном месте лопнули скрепы, и в образовавшуюся брешь тотчас хлынули бородатые черкесы Темира-Гуки, тесня отчаянно сопротивлявшихся русских. Дмитрий Хворостинин с окровавленной саблей в руках метнулся к пролому, по его команде немцы-наёмники дали последний залп и побросав ставшие бесполезными мушкеты, начали отбиваться алебардами. Черкесы кошками запрыгивали на стену прямо с лошадей, обрушиваясь на осаждённых сверху. С другой стороны стены гуляй-города уже сотрясали ногайцы, непрестанно выкликавшие имя Дивей-мурзы. Лежащий на телеге Дивей отвечал им призывными воплями, в которых уже слышалось торжество победителя.

Наблюдая за битвой, хан едва сдерживал себя, чтобы не кинуться в свалку. Бог войны снова был на его стороне. Пожалев, что сыновья и внук уже не увидят его победу, хан невольно обернулся, ища глазами свежий курган, и вдруг увидел, что из лощины в тыл орде заходит неведомо откуда взявшаяся русская рать, а во главе её, сверкая доспехами, скачет царственный всадник, осенённый боевой хоругвью с изображением Спаса Ярое око.