Третий ангел

Жестокая обида чуть не лишила Пимена разума. Как прислуживать царю, как мирить его с народом, как фимиам курить и осанну петь — так нужен он, Пимен. А как почесть воздать, как вознаградить за верную службу — ищут чистых, не замазанных. Выл от обиды, рвал на себе когда-то смоляные, а теперь белые власы, но на людях не показывал виду. Зная крутой нрав Филиппа ждал своего часа.

На том его испытания не кончились. Когда ехал Филипп в Москву принимать митрополию, весь Новгород высыпал его встречать. Стар и млад тянули к суровому старцу руки, будто Христос сошёл на землю. Шли за Филиппом десятки вёрст, провожали как на Голгофу, моля заступиться перед царём за народ, упросить отменить ненавистную опричнину. Про Пимена забыли, точно его тут и не было. И та обида была ещё горчайшей, чем от царя. Что сделал для новгородцев Филипп? А он, Пимен, семнадцать лет служил им верой — правдой, оберегая от царского гнева, хитростью отводя угрозы, копил церковные богатства, дарил бедных, увещевал богатых, наблюдал нравы, учил малых, призревал старых. И за всё за это плюнули ему в лицо, забыв о своём владыке, кинулись за новым лжепророком!

Встреченный в Москве ликующим народом, Филипп тотчас потребовал у царя отмены опричнины. Пимен уже представлял сколь страшен будет царский гнев. Но нет, царь стерпел, царь начал уговаривать строптивого владыку, и, что горше всего, позвал на уговоры его, Пимена. Это было, как ежели бы муж отправил собственную жену сватать для него другую женщину. И ведь поехал! И хотя поначалу не хотел его слушать Филипп, отворачивался как от нечистого, однако ж Пимен сумел убедить владыку. Сошлись тогда на том, что Филипп не будет требовать немедленной отмены опричнины, но будет иметь право просить за опальных.

Ведал: то замиренье недолгое. Разве уживутся два гордеца? И опять терпеливо ждал. Когда начались новые казни, когда стали по утрам находить на московских улицах убитых с приколотой запиской «умышлял на государя», кинулись люди к Филиппу: «Оборони, владыка!» И тогда созвал Филипп Священный собор и воззвал к русским иерархам: «Братие! Настал час! Вспомним долг пастырский, вразумим государя, отвратим от безумств, не дадим литься крови русской!»

Весь день рядили как достучаться до Иоаннова сердца, а когда стемнело, втайне поехал Пимен к царю и поведал ему всё, о чём говорили на соборе, нарушив клятву святительскую. И царь не стал мешкать. Тотчас послал на Соловки опричника князя Василия Темкина с наказом провести там розыск о богомерзких делах Филиппа в бытность игуменом. Велел Пимену тайно поговорить со всеми иерархами, кого постращать, кому посулить. И это Пимен сделал. Когда узнали иерархи, что замыслы их раскрыты и речи каждого известны царю и что он гневается, то обуял их страх и многие от Филиппа отошли, укоряя его тем, что втянул их в столь опасное дело. Собор кончился ничем.

И тогда Филипп решился на неслыханное.

24 марта на день святого Захария назначен был торжественный въезд царя в Москву. Въехал он из Слободы как завоеватель во главе опричного войска. Всем видом показывал — приехал для расправы. Величественный и страшный явился царь на богослужение в Успенский собор. Шёл, сверкая драгоценным убором, среди громадного скопления людей, опустившихся на колени не пред Богом — пред самодержцем!

Но открылись царские врата, и появился Филипп во всём блеске святительских одежд, не менее величественный, чем самодержец. Вместо привычной службы по чину святого Захария в гулкой тишине замершего собора возгласил владыка гневное обличение самому царю:

— Ответствуй, государь, пред ликом Божиим! Доколе будешь проливать невинную христианскую кровь? Доколе творится будет в русском государстве несправедливость? Подумай о том, что хотя Бог поднял тебя в этом мире, но Бог спросит с тебя за всё. Твои праотцы не вершили такого, даже у татар и язычников есть закон и право, и только на Руси их нет. Опомнись, царь! Соедини страну, отмени бесовскую опричнину, ибо твоя есть едина держава, людей своих в соединении обустрой. Одумайся, царь!

Пимен стоял тогда в двух шагах от царя и чувствовал как мороз продирает по коже. Против воли он восхищался Филиппом. И ненавидел!

Белый от ярости слушал митрополита царь.

— Что тебе, чернецу, до наших царских советов дело, — высокомерно ответил он. — Или ты не знаешь, что мои слуги меня же хотят поглотить? Ближние мои отдалились от меня и хотят зла мне.

Но странно — чем больше оправдывался царь, тем очевидней становилась правота Филиппа. Взгляд владыки, прямой и бесстрашный, ломал царский взгляд, заставлял отводить глаза. И царь решил явить до поры показное смирение. Он подошёл под руку митрополита и попросил благословения.

И услышал в ответ.

— Если обещаешь покаяться и отогнать от себя от себя оный полк сатанинский, собранный тобой на пагубу христианскую тогда благословлю тебя и прощу!

Царь недобро усмехнулся и попросил снова:

— Благослови, владыка!

И услышал:

— Покайся, отмени опричнину!