Третий ангел

Вслед за радостью тучей надвигался страх. А ежели девку родит? Дочка царю ненадобна. Удел царевны терем запертый. А ну как окажется Марфа вовсе неплодна? Нет страшней беды, чем безродие. Видывала Аграфена, как с великим плачем и исступлением молились в храмах знатнейшие княгини да боярыни, чтобы дал им Господь прижити чада мужеска пола. Сколь жён неплодных силой в монастырь сосланы! Сколь жён ради бесчадия поносимы, оскорбляемы, биемы от мужей!

Опять же род царский по мужской линии неплодовит. Туго рождались дети у Рюриковичей. Симеон Гордый с женой развёлся из-за неплодия. Дед царёв от второй жены гречанки одних девок рожал. Отец государев с первой женой двадцать лет прижить наследника не могли. Да и вторая жена, Глинская-то, только на пятый год понесла, и то, сказывают, не от мужа, прости, Господи, мою душу грешную!

А ещё беда — немолоденек царь, блудом ослаблен. Сумеет ли Марфа воспринять его жидкое семя своим щедрым молодым лоном и произвести здоровое чадо? Помоги ей, Пресвятая Богородица!

Старая мамка, с которой поделилась своими страхами Аграфена, уверенно посоветовала:

— Надо в Замоскворечье идти, к тамошним ведуньям. Они помогут. Туда и покойный государев батюшка хаживал, когда государыня зачать не могла. Самолучшая ворожейка на Кисловке живёт, возле церкви Иоанна Милостивого. Хочешь, госпожа, сама иди, хочешь сюда приведу.

Прежде, чем звать знахарку, долго маялась. Велик грех с ведуньями знаться, да только кто не грешит? Без наговоров да наузов ни одно дело на Руси не обходится. Молитвы молитвами, а чуть что все к знахарям бегут. Короче, решилась.

К ночи привела нянька кисловскую бабу-ведунью. Восемьдесят годов, а зубы как у молодой щуки. Глаз круглый, зоркий. Всё кругом обшмыгала, всё сразу поняла. Рассказала про себя:

— Есть ворожеи злые, я — добрая. След не вынаю, на ветер не насылаю. Лечу травами, на соль заговариваю.

Сговорились встретиться через день. Велела взять с собой вещь, Марфинькину рубашку. Денег запросила сколь не жалко. Собиралась Аграфена тайно от мужа. Знала: заробеет, не пустит. Вечером вместе с мамкой отправились на Кисловку. Жила ведунья в ветхой избушке, всюду обтыканной пучками трав. Усадив гостью, тотчас принялась за дело.

Сначала попросила марфинькину рубашку. Оторвала ворот и сожгла на печной загнетке, напевно приговаривая:

— Какова была рубашка на теле, такой бы муж до жены был.

Потом взяла щепотку соли, рассыпала на столе, зашептала чуть слышно:

— Как тое соль люди в естве любят, так бы Иван Марфу возлюбил и отроча с ней произвёл.

Собрав заговорённую соль в тряпицу, строго приказала:

— Придёшь домой — на ночь к иконе положи. Утром раствори в святой воде и дай дочке выпить.

11.

Пузырёк с наговорной солью уже третий день стоял за божницей, а Аграфена никак не могла передать его дочери. Марфа жила в отдельном тереме, кроме ближайших слуг к ней никого не допускали, боясь порчи. Случай повидать дочь мог выпасть только в день обручения.

В переполненной храме Аграфена стояла в пяти шагах от дочери, едва узнав её в словно облитой золотом неприступной красавице, стоящей рядом с государем в окружении пышно разодетой свиты и духовенства. От умиления поплыли в глазах свечи, захлюпала было, да муж шикнул и она затихла. Эх, разве поймёт кто материно сердце...

Свербило в голове — как передать пузырёк, чтобы никто не заметил? Рассказывали, что у одной золотошвеи выпал из кармана на пиру корешок. Тотчас приступили опричные: что да для чего, не на государя ли умышляла? Призналась, мол, муж разлюбил, хотела вернуть его приворотным корнем обратимом. Не поверили, запытали до смерти.

После обручения Аграфене позволили подойти к дочери ещё раз благословить её. Поднося икону зашептала горячо:

— Государыня — царица! Марфа, дочушка! Припасла я для тебя снадобье чадородное.

— Не надо, маменька, — чуть слышно отозвалась Марфа.

— Да что ты, ясонька, аль я тебе счастья не желаю? Государь-то немолоденек уже, а это средство верное, авось, поможет. Только вот как передать тебе не знаю. Так уж тебя блюдут, что родную мать не допускают. Присоветуй, с кем передать?

Марфа покорно призадумалась, потом сказала:

— Можно царёву спальнику передать, Грязнову Григорию. Он у нас всякий день бывает.

12.

Царь с возрастающим нетерпением ожидал свадьбы. И хотя по-прежнему каждую ночь ему клали в постель новых девиц, но в нём уже зрела благая перемена. Приедался тёмный разврат. Хотелось восстановить семейный обиход, отмыться от всего, блюсти благопристойность.

И виной тому — Марфа.