Третий апостол

За поворотом человек за рулем мог не видеть идущую навстречу грузовую машину с прицепом, но шестым чувством угадал, что впереди кто-нибудь да есть, и на всякий случай уменьшил стремительный бег.

В это время показалась машина. Ведомый ею прицеп был доверху нагружен досками. Мотоциклист увидел вдруг, как прицеп влетел в выбоину, и на хороших дорогах случаются они, доски резко подбросило. Две-три из них развернулись и повисли концами над дорогой, застряв вторыми на прицепе. Машина шла не быстро, но с левого ее борта мотоциклисту проехать теперь было нельзя. Там находились доски, которые неминуемо снесли бы ему голову вместе со шлемом.

Времени у водителя мотоцикла было куда меньше, чем ушло для написания этой фразы.

Шофер машины не знал, что произошло на его прицепе. Поэтому он удивился, когда увидел, как встречный мотоцикл вдруг метнулся влево. Мотоциклист хотел попробовать разойтись правыми бортами, выхода другого гонщик не видел. «Сумасшедший!» — едва успел подумать шофер и резко рванул руль в другую сторону. Машина успела уклониться от мчащегося, хотя и не с прежней скоростью, мотоцикла, но прицеп пошел за нею не сразу. Он все еще закрывал мотоциклу дорогу, и тогда гонщик сделал последнее, что он еще мог: вывернул в обочину, уходя от лобового удара в прицеп.

Шофер остановил машину, выскочил из кабины. Теперь он увидел волочащиеся по левому борту доски и понял причину странных маневров мотоциклиста.

С побледневшим лицом шофер бросился к нему. Мотоцикл, перевернувшись вверх колесами, застрял в придорожной канаве. Водителя отбросило метра на четыре в сторону от дороги, к деревьям… Он лежал у большой осины, выступившей от опушки, лежал неподвижно, лицом вниз, раскинув руки.

Трясущийся от пережитого страха шофер схватил мотоциклиста за плечо и медленно перевернул. Глаза пострадавшего были закрыты, но чувствовалось, что он жив. Шофер расстегнул ремешок шлема, освободил голову молодого парня, легонько пошлепал по щекам. Парень открыл глаза, в них плеснулось недоумение, смешанное со страхом. Он попытался подняться, и шофер стал помогать ему, обнимая за спину.

— Как чувствуешь себя? — спросил водитель. — Все цело? Нагнал ты на меня страху… Мать его за ногу!

Парень молчал. Он стоял пошатываясь, полуосмысленно, с непроходящим удивлением оглядываясь по сторонам.

— Чертовы доски! — выругался шофер. — Поначалу я на тебя грешил. Думал, чокнутый парень, сам под колеса лезет. А вышел из кабины — гляжу…

Водитель не договорил. Мотоциклист сделал два неуверенных шага в сторону. Чувствовалось, что он приходит в себя, обретает власть над телом. Вот еще шаг, еще… Все ближе и ближе к лесу.

— Куда ты? — сказал шофер. — Пойдем осмотрим твою тележку…

Он повернулся к кабине, из которой вылез теперь и его товарищ, не решаясь приблизиться к ним.

— Эй, Толик! Двигай сюда! Поможем парню машину наладить.

В это время неизвестный мотоциклист был уже у первых деревьев леса. Когда шофер окликнул его вновь, он вздрогнул и изо всех сил бросился бежать.

— Куда же ты! — кричал шофер. — Эй! Вернись! Ты же ни в чем не виноват! Вернись…

Водитель бросился вослед. К нему присоединился товарищ, но мотоциклист уже скрылся в чаще. Вдвоем парни обшарили ближайший участок леса, только никого там не нашли.

Разводя руками и недоумевая по поводу непонятного поведения мотоциклиста, шофер с напарником вернулись к машине. Вдвоем они осмотрели мотоцикл и пришли к выводу, что ехать на нем нельзя. Но и оставить мотоцикл на дороге шофер не решился. Они подняли пострадавшую машину в кузов. Затем шофер написал записку, подошел к осине, под которой недавно лежал пострадавший парень, и перочинным ножом приколол ее так, чтобы она смотрелась со стороны леса.

В записке водитель написал:

«Чудак! Зачем ты смылся? Я живу в поселке Тукуй, это рядом. Твоя тележка будет у меня. Мы ее подлатаем. Спроси дом шофера Васи Красногора. Жду тебя. Вася».

III

Арвид Казакис остановился у газетного киоска, чтобы купить вечернюю газету. Он взял с пластмассовой тарелочки сдачу, опустил монеты в карман, повернулся и едва не столкнулся с Вацлавом Матисовичем. Доктор Франичек приветливо смотрел на Арвида.

— Вы не торопитесь? — спросил он.

— В принципе, не тороплюсь, — ответил Арвид, раскрывая газету. — Хочу посмотреть, что новенького на свете.

— Не боитесь испортить пищеварение?

— Не понял? — озадачился Арвид.

— Это есть байка из старой повести Булгакова, — пояснил Франичек. — Вы, конечно, не читали ее.

— Не читал… А вы, Вацлав Матисович, беспокоитесь о пищеварении и не читаете газет?

— Я умею соображать текст между строк. Это страхует от многих болезней.

— Объяснение принято, — сказал Арвид. — И не сердитесь на меня, Вацлав Матисович. Может быть, я не всегда удачно острю, но это у меня возрастное. Со временем научусь придерживать язык, да и он сам, язык мой, порядком притупился.

Франичек покачал головой, некоторое время они шли молча. Затем Вацлав Матисович сказал: