— Нет, — ответил Казакис. — Когда выявлялась его деятельность по уничтожению советских людей, Ауринь считался мертвым и в списки его не включили.
— Быть может, придется исправить это, — сказал Александр Николаевич. — Я думаю, что, объявив официальный розыск Малха Ауриня, мы развяжем себе руки и в следственном, и в процессуальном отношении. Вы занимались Малхом Ауринем, Казакис, вы и подготовьте мне все необходимые документы для розыска. Сделайте это до вашего отъезда в Луцис.
— Слушаюсь, Александр Николаевич.
— Мне не дает покоя еще одно обстоятельство, — задумчиво проговорил Юрий Алексеевич. — Звонок по телефону в тот вечер, когда Маркерты собирались на концерт. Именно после звонка профессору стало плохо, он пожаловался на сердце… Да…
— Сердце у него было вполне здоровое, — сказал Вацлав Матисович. — Ничего похожего на те симптомы, о которых говорили его домашние потом…
— Он и дома-то остался, сославшись на сердечную боль, — продолжал Леденев. — Тут есть нечто, нутром чую, существует некая связь… Прохор Кузьмич, попытайтесь выяснить у Магды Брук что-нибудь в этом отношении. А если вам нетрудно, Вацлав Матисович, сходите вместе с Конобеевым в дом Маркерта. Еще раз поспрашивайте, как и на что жаловался профессор после того телефонного звонка. Не возражаете?
— Конечно, конечно, — взволнованно проговорил доктор Франичек. — Имею великое удовольствие помочь вам!
— Вот, пожалуй, и все. Если вы утвердите, Александр Николаевич, намеченные мероприятия, то можно будет и начинать сразу работать…
— Что ж, начинайте, Юрий Алексеевич. Значит, так и скажу сегодня Василию Пименовичу: «Леденев напал на след».
— Нащупал, Александр Николаевич, нащупал, — возразил Юрий Алексеевич. — А шеф знает, что в этом разница принципиальная. Если сказать «нашел след» — это будет означать, что я уже подозреваю, кто убийца, и собираю доказательства. А такого я доложить Василию Пименовичу еще не могу.
— Жаль, — сказал Жуков. — Ну, спасибо и на том, что есть. Что же, отпускать вас всех?
— Минутку, Александр Николаевич. Я все думал, что забуду одну деталь, и, верно, забыл, — сказал Юрий Алексеевич. — Я Синицкую имею в виду, портниху Синицкую. Ведь она тоже была в тот вечер, когда Маркерту позвонили… Человек она близкий семейству Маркертов… Могла бы оказаться полезной следствию. Мне кажется, что мы совершенно несправедливо не занимались ею всерьез, выпустили как-то из виду.
— Синицкую допрашивали сразу же после убийства, — заметил Прохор Кузьмич.
— Знаю. Но сейчас выявились новые данные. Тем более нам известно, что в сорок седьмом году Синицкая жила в Луцисе. И не просто жила, а именно по соседству с Маркер-том, во флигеле, стоявшем во дворе профессорского дома. Глядишь и выяснится через нее что-нибудь о том неизвестном, в котором Андерсон увидел Ауриня. И вообще… Теперь, когда мы можем подозревать Маркерта в связях с Черным Юрисом, Синицкая может нас навести на какой-нибудь след. Я думаю, что будет нелишне побеседовать с портнихой тому же Арвиду Карловичу. Ведь он был в Луцисе, ему проще найти общий язык с Синицкой.
— Это невозможно, — сказал Казакис.
— Почему? — спросил Леденев.
— Видите ли, Ольга живет с нею в одном доме…
— Какая Ольга? — спросил начальник управления.
Арвид смутился.
— Ну, Ольга… Меньшикова.
— Это невеста Арвида Карловича, — пояснил улыбаясь Юрий Алексеевич. — Я с нею уже знаком. Замечательная девушка, должен вам заметить.
— Так вот, она соседка Синицкой. Сегодня утром звонила мне и сказала, что с Синицкой случилось несчастье. Ольга отправила ее в больницу.
— Но поговорить с нею можно? — спросил Леденев.
— Нет, — ответил Арвид. — Нельзя. Синицкую разбил паралич… У нее отнялся язык.
Глава пятая
ПРОБЛЕМА БЕЗВЫХОДНЫХ ПОЛОЖЕНИЙ
Странное существо человек… Трудно проследить за извилистым и зачастую алогичным ходом развития его психического состояния. Вот только что он, как говорится, рвал и метал, был вне себя от неудачи, сорванных планов, нанесенной ему обиды, совершившейся несправедливости. Но в следующее мгновение вошло в его жизнь нечто, вовсе не имеющее отношения к причинам, которые вызвали нервное потрясение. И все переменилось… Нет, в действительности, в реальном бытии, составляющие стрессовое состояние остались прежними. И неудача, и обида, и несправедливость, увы, неисправленная пока… А человек вновь обрел душевное равновесие. Исчезли подавленность и раздраженность. Мир стал голубым и зеленым. Хочется жить дальше и радоваться уже тому, что вообще живешь на белом свете.
Знак переменился, вот что… Легкая черточка необыденного сверху вниз перечеркнула житейский минус, и былые горести-печали показались надуманными и смешными.