Третий должен уйти

— Мне бы с Серафимой Платоновной поговорить.

— Это вряд ли.

— Почему?

— Она никого из ваших не хочет видеть, в частности, тебя.

— Меня!

— Тебя, сказала, не пускать ни под каким предлогом.

— Суровая женщина.

— Да нет, как раз наоборот. Но свое мнение имеет.

— Ну, тогда скажи, что мне нужно передать ей привет от мужа.

— От мужа?! — нахмурился охранник.

— Мы с Вадимом Борисовичем целый день по лесу гуляли. Он меня на себе тащил, — показал я взглядом на свою загипсованную ногу.

— Да ну! — не поверил мне парень.

— Вадим Борисович — настоящий мужик. И я не верю, что он мог кого-то убить.

— И где он тебя такого нашел?

— Я его нашел. Задержать хотел. Вот погнался и ногу сломал. Он меня на себе вытащил… Ну, чего стоишь, зеркалами хлопаешь?

Охранник кивнул, зашел во двор, закрыв за собой калитку. Минут через десять вернулся и позвал меня за собой. И снова я оказался в беседке с мраморным столом.

Серафима Платоновна не заставила себя долго ждать.

— Снова вы? — выражая свое неодобрение, вздохнула она.

— Да вот, доковылял кое-как.

— Что с ногой?

— За вашим мужем гнался… Мы с ним потом в лесу заблудились, в такую глушь забрались. Если бы не он, я бы в этой глуши и сгинул… Мы с ним целый день по лесу блуждали, он мне много интересного рассказал. Я после этого не верю, что он Чайкова убил.

— И я не верю, — кивнула Серафима, внимательно глядя на меня.

Я мог обманывать, пытаясь войти в доверие, и она это прекрасно понимала. Может, раньше она и была наивной, как ребенок, но жизнь многому ее научила.

— Вот видите, Серафима Платоновна, у нас есть кое-что общее… Насколько я знаю, Вадим Борисович приезжал к вам после нашего с ним разговора.

— Приезжал, — не стала отрицать она.

— Он говорил вам, что никого не убивал?

— Говорил.

— Вы ему поверили?

— Да.

— Он вас никогда не обманывал?

— Никогда.

— За редкими исключениями.

— Это вы о чем?

— О Лизе Чайковой. Вы знаете, кто это такая?

— Я знаю о Лизе Ларцевой, — дрогнувшим голосом сказала Нефедова. И отвела глаза в сторону.

— Возможно, до замужества она была Ларцевой. Но дело не в фамилии, дело в самой Лизе. Она была любовницей вашего мужа, и он скрывал от вас эту тайну.

— А зачем ему об этом говорить?

— Действительно, зачем ему причинять вам боль? Он вас очень любит. Любит нежно и трепетно. Вы для него ангел, а Лиза — демон. Страстный сексуальный демон, от которого нет спасения. Она преследовала его, а он подсел на нее, как на наркотик. И, как всякий порядочный наркоман, желал избавиться от этой зависимости и вернуться к нормальной жизни, то есть к вам. Хотел вернуться в жизнь, где нет лжи и обмана…

— Откуда вы все это знаете? — удивленно смотрела на меня Серафима.

— Допрос должен быть проповедью, которая вызывает исповедь. Кто знает, может, я и вас смогу обратить в свою веру?

— И какая у вас вера?

— Во-первых, я верю в Бога. А во-вторых, верю в то, что вашего мужа подставил ваш любимый мужчина.

— Это исключено, — решительно качнула головой Нефедова.

— Почему вы так думаете?

— Миша не мог поступить так подло.

— Может, вы заблуждаетесь?

— Нет, не заблуждаюсь.

— Почему он тогда перенес место встречи из тридцать шестой в сороковую квартиру?

— Не знаю.

— Скажите, а вы убирались в сороковой квартире после вашей встречи с Мишей?

— Зачем?

— Вот и я думаю, что вам, Серафима Платоновна, ни к чему. А в квартире после вашего ухода порядок навели. Идеальный порядок, после которого никаких отпечатков пальцев не остается. Остались только ваши пальчики. В некоторых местах. На полированном подлокотнике дивана, на журнальном столике. И все, больше нигде. Везде — стерильная чистота. Как это понимать?

— Не знаю.

— А я так понимаю, что ваш Миша не хотел «светить» себя. Он знал, что мы будем допрашивать вас, знал, что вы покажете нам на сороковую квартиру. И приготовился к нашему приходу.

— Зачем ему это? — нахмурилась Нефедова.

— Боялся, что мы возьмем его и расколем на признание… А может, и не надо будет его раскалывать. Если это Курдов, то даже вопросов не возникнет.

— Курдов? — настороженно глянула на меня Серафима.

— Вы же с ним встречались? — в лоб спросил я.

— Нет, не с ним.

— А с кем?

— Я не могу вам этого сказать…

— У него больная жена, она не должна знать, — не без ехидства проговорил я.

— Да, больная жена.

— Вы ее в глаза видели, эту жену?

— Нет.