Один лишь смуглый соискатель места под солнцем решился протестовать, когда Панин вошел в двери ресторана.
— Почему он? У меня тоже юбилей!
Но Глобус даже не затруднился с ответом.
— Один, Александр Сергеевич? — спросил он, поднимаясь по лестнице рядом с Паниным.
— Один, Григорий Павлович.
— Чувствую, что не по службе.
— Правильно чувствуете.
Глобус расплылся в довольной улыбке:
— Дело житейское. Я сейчас шепну мэтру, чтобы уровень был!
— Только…— начал было капитан, но швейцар засмеялся:
— За кого вы меня принимаете? Шепну об одном, чтобы не мытарил.
Он действительно что-то шепнул молодому, довольно потрепанному метрдотелю и, когда тот вальяжным жестом руки пригласил Панина в зал, пожелал капитану приятного аппетита.
Свободные столики в зале были. Не слишком много, но рассадить тех, кто маялся у закрытых дверей, можно было без труда.
— Вы хотите сидеть один? — спросил метрдотель.
— Хорошо бы.
— Подальше от оркестра?
Панин кивнул.
Его усадили за маленький столик для двоих у колонны. Официант тут же положил перед ним карту. Не раскрывая ее, капитан спросил:
— Что порекомендуете?
— А что вы будете пить? Коньяк, водку, сухое?
— Хорошо бы джин с тоником,— сказал Панин.
— Если вы не возражаете, джин я принесу вам в графине.— Официант дал понять, что остальным посетителям этот напиток не полагается.— У нас «Бифитер».
— Прекрасно! — веселея, сказал Панин и подумал: «Ай да Глобус, ай да швейцар!»
— Рекомендую — черную икорку, столичный салат, приготовим свеженький,— счел нужным особо подчеркнуть официант.— Первое не будете?
— Нет.
— Тогда осетринку по-монастырски…— Он что-то еще сказал, но Панин не расслышал: за соседним столиком сидел Данилкин и смотрел на него.
— Принимается? — спросил официант.
— Принимается,— машинально ответил Панин, отводя взгляд от режиссера. Меньше всего ему хотелось сейчас выслушивать упреки Данилкина. А уж в том, что такие упреки могут быть злыми и ядовитыми, у старшего оперуполномоченного сомнений не было.