— «Милое дитя» прощается вам как новичку. Снято с вооружения. Так вот про Леню. С ним расправились рэкетиры. Слышали про таких?
— И про них слышал. Доводилось,— усмехнулся Панин и хотел спросить, откуда у Инны такие сведения, но теперь уже Тамара с воинственным видом захлопала перед ними в ладоши.
— Тамара, у нас серьезный разговор,— сказал Панин.— Через пять минут…
— Никаких пяти минут! Правила игры надо соблюдать!
— Не отвяжется,— совсем тихо произнесла Инна.— Вы меня на телевидении разыщите. Инна Ивановна Печатникова. У Мишеля есть все мои координаты. А сейчас мне пора…— Она подняла свою крошечную ладошку: — Чао!
— И что за серьезные разговоры могут быть с Инной Печатниковой? — спросила Тамара, прижимаясь к Панину чуточку ближе, чем требовалось в танце.— Признавайтесь.
— Это допрос?
— С пристрастием! А может быть, вы с нею давно знакомы?
— Инна рассказывала мне про Леню Орешникова.
— Что она может о нем рассказывать? Этот анфан тэрибль замечает во время съемок только режиссера и музыкантов. А директор картины, администратор…
«Что они, сговорились устроить мне проверку? — подумал Панин.— Один выясняет мои познания в музыке, другой — отношение к демократии. Теперь эта экзальтированная дамочка решила проверить, силен ли я во французском».
— Этот, как вы сказали, Фанфан-Тюльпан хороший певец, по-моему. И вдруг — пропал. Инночка его очень жалеет…
— Найдется. У Лени Орешникова есть такое хобби: внезапно исчезать и внезапно появляться. А это вы хорошо придумали — Фанфан-Тюльпан!
— Я придумал? — Наверное, капитан перестарался и Тамара поняла, что ее разыгрывают.
— Ладно, ладно! Не придуривайтесь. У меня есть предложение — кофе пойдем пить ко мне. Это совсем недалеко, на Второй Советской.
— А как же?…— Панин обвел глазами гостей.
— По-английски, гражданин следователь. А к тому же я женщина свободная.
Уход по-английски не получился. Тамара, прежде чем удалиться, пошепталась с хозяйкой, а Панина засек Валентин Никонов:
— Мегрэ, уж не к Тамаре ли ты отправился пить кофе? Осведомленность друга покоробила капитана, и он буркнул:
— А тебе завидно?
В подъезде было темно. Лишь слабый отсвет белой ночи с трудом пробивался через пыльное стекло над дверью. Панин заметил легкую тень, прижавшуюся к стене. Тамара подстерегала его, и когда он, сделав вид, что ни о чем не подозревает, проходил мимо, прошептала сдавленным голосом:
— Руки вверх!