Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны

Что же происходило после того, как Вольф покинул Швейцарию? Лемнитцер и Эйри остались там, ожидая результатов его поездки к Кессельрингу. 23 марта неутомимый Парилли Сообщил, что Вольф не смог, как было условлено, 20-го вылететь к Кессельрингу и поедет машиной 21-го. Затем последовало сообщение, что надо ждать еще два-три дня и союзники «не должны захлопывать двери». Оба генерала двери не захлопнули и терпеливо ждали у Вайбеля в его поместье под Люцерном, коротая время за картами. Лишь 30 марта Вольф вернулся в Фазано[89] — однако с мизерными результатами. Кессельринг, хотя и одобрил его действия, но заявил, что на Западном фронте он капитулировать не собирается. Поэтому Вольф решил утешить своих партнеров, по-другому: он, наконец, обратился к Фитингофу, надеясь хотя бы здесь заручиться поддержкой.

Фитингоф занял двойственную позицию. Он одобрил шаги Вольфа, но, в свою очередь, отказался капитулировать. Во-первых, заявил генерал, он не хочет «предавать» войска, сражающиеся в Югославии и севернее Альп; во-вторых, капитуляция казалась ему невозможной при жизни Гитлера. Единственное, на что Фитингоф был готов, сводилось к фактическому невыполнению приказа о «выжженной земле». Сообщая об этом, Вольф подчеркивал свои личные трудности: Гиммлер приказал сделать заложниками членов семьи Вольфа, а Кальтенбруннер неоднократно пытался скомпрометировать деятельность Вольфа в глазах рейхсфюрера СС. Вольф просил еще 10 дней, чтобы «принести капитуляцию на серебряном подносе».

Для «упрощения связи» он просил прислать связного офицера союзной ставки прямо в свой штаб.

Лемнитцер, Эйри и Вайбель стали обсуждать новую реальную ситуацию, которая резко отличалась от радужных для заговорщиков надежд Асконы. В результате возникли два послания Вольфу (чем не переговоры?), которые Парилли должен был заучить наизусть. В первом союзные генералы сообщали, что «понимают трудности» Вольфа, и — как будто бы ничего не произошло! — предлагали, чтобы «акция, наконец, началась», т. е. чтобы Фитингоф прислал парламентеров через линию фронта (или через Швейцарию). Более того: они приглашали Фитингофа и Вольфа снова прибыть в Швейцарию. Второе послание напоминало об обещании предотвратить разрушения и расправы с пленными и заложниками. Оба генерала сочли свою миссию законченной и убыли в Казерту.

Однако на этом переговоры не окончились: 6 апреля в Швейцарию в очередной раз прибыл оберштурмфюрер Циммер, 8-го — барон Парилли. Через них Вольф сообщал союзникам о принимаемых им мерах. В частности, он предупреждал, что будет вынужден реагировать на «наступательные действия и акты саботажа со стороны партизан». Наконец он, ссылаясь на Фитингофа, сообщил условия, на которых тот готов был бы пойти на капитуляцию:

«1. Процедура сдачи оружия должна происходить в торжественной, солдатской форме и носить характер почетного военного ритуала.

2. Офицеры и солдаты должны сохранить личное оружие и пояса с пряжкой, что должно быть вознаграждением за их храбрость и за их волю прекратить военные действия и предотвратить дальнейшее бесполезное кровопролитие.

3. Группа армий «Ц» должна остаться в плену на территории Италии и заняться полезными восстановительными работами».

Наконец, Фитингоф потребовал, чтобы ему был прислан проект акта о капитуляции. Это показалось чрезмерным даже Даллесу и Александеру. Поэтому Фитингофу ответили, что дело может ограничиться лишь посылкой немецких парламентеров в Казерту. Со своей стороны союзники решили направить «для бесперебойной связи» радиста в штаб Вольфа в Фазано. Располагая американскими шифрами, он должен был поддерживать связь прямо со штабом Александера. Вольф согласился, и вскоре радист начал работу (это был чех, хорошо говоривший по-немецки). На календаре стояло 10 апреля 1945 года.

Итак, что же дал месяц даллесовской интриги? Капитуляцией и не пахло. Вольф не смог выполнить своих обещаний, Кессельринг вообще вышел из игры, Фитингоф ставил вызывающие условия. Войска группы армий «Ц» оказывали значительное сопротивление, когда после долгих проволочек 9 апреля фельдмаршал Александер все-таки решился начать наступление (на его отсрочку, бесспорно, повлияли швейцарские переговоры). Войска продвигались очень медленно. Зато отношения внутри антигитлеровской коалиции были значительно омрачены. Продолжался обмен резкими посланиями, в которых припертые к стенке Рузвельт и Черчилль были вынуждены оправдываться. Казалось, пришло время отбросить операцию «Санрайз» в сторону и заняться главным: завершением разгрома фашизма! Все шло к тому, и даже Черчилль стал сомневаться в пользе закулисных интриг.

Но не Даллес и не УСС! Сообщения Парилли — Вольфа были причесаны и изображены как «наивные предложения», в которые, мол, сам Вольф не верит и заботится лишь «о военном статусе» будущих военнопленных. Зато в штаб-квартире УСС в Вашингтоне на первый план выпятили готовность Вольфа и немецкого командования предотвратить разрушения; все условия Фитингофа были утаены, сохранился лишь намек на то, что подняты «вопросы военной чести».