Третий глаз-алмаз

– Исправленный, дополненный, готовый к отправке в комитет по Нобелевским премиям, – сказал Владимир, – ты сейчас держишь рукописный и отпечатанный варианты.

Тут до моего носа добрался неприятный, чем-то знакомый запах, но я не успела ни удивиться, ни сообразить, что за аромат витает на кухне, потому что Лиза воскликнула:

– Где Варя?

– Не знаю, – опять ушел от ответа Мерзкий.

– Ладно, – кивнула Лиза, поставила поднос на пол, вынула зажигалку и повторила:

– Где Варя?

– Не знаю!

– Не скажешь?

– Нет! Вернее, хотел бы, но я не знаю.

Елизавета чиркнула колесиком зажигалки.

– В последний раз: где Варя? Говори, или лишишься дерьма, которое называешь книгой.

В ту же секунду я сообразила, что в кухне пахнет бензином, и крикнула:

– Не делай этого.

– Не знаю, – машинально ответил не слишком сообразительный Владимир.

– Стой, – завопила я, но Лиза уже сунула зажигалку в гору бумаги, вспыхнуло пламя.

– Книга! – бросился к подносу Владимир.

Елизавета преградила любовнику путь.

– Где Варя? Где?

Писатель вцепился в нее, Лиза оказалась сильнее, они стали бороться. Я в панике заметалась по кухне, схватила полотенце, ударила им по горящим листам, но сбить пламя не удалось, наоборот, оно заплясало еще веселей. Не обращая внимания на дерущихся Лизу и Владимира, я подскочила к раковине, налила чашку воды, вылила ее на огонь, наполнила вторую, вылила… Писателю удалось отшвырнуть Лизу, она пошатнулась, ударилась головой о балконную дверь и заплакала. Владимир упал на колени возле руин рукописи и попытался вытащить часть листов. Огонь погас, но от романа практически ничего не осталось, то, что не уничтожило пламя, испортила вода. Чернила расплылись и превратились в нечитаемые потеки, а напечатанный вариант сгорел целиком.

В кухне повисла тишина, воздух сгустился до такой степени, что его, казалось, можно было резать ножом.

– Книга, книга, книга, – мерно повторял Владимир.

– Это тебе за Варю, – жестко сказала Лиза. – Где она? Отвечай!

Я уставилась на Гинзбург. Большей глупости и не придумаешь! Теперь графоман не раскроет рта, Елизавета лишила его самого дорогого – рукописи.

– Таблетки, – вдруг сказал писатель, – дайте мне лекарство! Оно там… на столе… я не успел принять.

Я схватила две желатиновые капсулы, которые мирно лежали на столешнице.

– Нет, – взвизгнула Лиза и попыталась мне помешать, – он должен сказать, где моя дочь, или пусть подыхает!

– С ума сошла! – возмутилась я. – Он нам нужен живой и здоровый! Иначе все нити будут оборваны.

Лиза передернула плечами, я протянула графоману пилюли.

– Глотайте.

Мерзкий покорно сунул в рот лекарство, потом вдруг сказал:

– Но оно же сладкое!

– Рада за вас, – я решила наладить контакт, – вы можете говорить?

– Хочу спать, – прошептал Владимир, – голова кружится.

– А теперь постели ему простынку и взбей подушку, – съязвила Лиза.

Я помогла Владимиру встать, отвела его в комнату, уложила на диван и вернулась на кухню. Лиза сидела, положив голову на сложенные на столе руки.

– Позаботилась о гниде? – глухо спросила она.

Я открыла шкафчик под мойкой, нашла там почти лысый веник, грязный совок и стала заметать останки рукописи.

– Еще и убираешься, – закашляла Лиза.

– Хочешь найти Варю? – спросила я.

Лиза подняла голову.

– Издеваешься?

– Конечно, нет. Но только ты сделала огромное количество ошибок. Зачем сожгла рукопись?

– В отместку! Он не сказал, где девочка!

Я ссыпала обгорелые обрывки в помойное ведро.

– Владимир написал роман! Ни в коем случае нельзя было сжигать его труд!

Елизавета выпрямилась.

– Он сумасшедший. Но какой-то непонятный, психи они ведь всегда психи! А Володя, когда у нас разгорелся роман, был милым, нежным, очень заботливым…

Лиза стала рассказывать, я поставила веник на место. Все равно из квартиры нельзя уйти, пока Мерзкий не проснется, я буду слушать.

У Владимира не было денег, на его фоне Лиза казалась владелицей несметных богатств. Я-то уже знала, что ее финансовое положение было шатким, но она могла повести Мерзкого в ресторан, купить ему рубашку и заплатить за такси. Впрочем, по трактирам они не ходили – Лиза боялась встретить знакомых. Как правило, свидания протекали одинаково. Она приезжала к Володе, в двух шагах от дома Мерзкого находилась пиццерия, Гинзбург покупала там лепешку с сыром, а в супермаркете брала бутылочку недорогого вина, и парочка устраивала романтический ужин до полуночи. Юрий не очень-то занимался женой, он был не ревнив и поверил, что супруга ходит в фитнес-центр, зависает там на пять-шесть часов.

– Дорогой, мне надо хорошо выглядеть, – объясняла Лиза, – по жене люди судят о муже! А я стала расплываться, значит, нужны тренажеры, сауна, массаж, водорослевые обертывания…

– Хорошо, – устало кивал муж.

Гинзбург был очень занят и искренне обрадовался тому, что жена нашла себе применение, ворочает гантели – и счастлива. За день Юре приходилось общаться с таким огромным количеством народа, что вечером у него было только одно желание: тупо свалиться в кровать и уставиться в телик. Беседовать с Лизой не хотелось. До знакомства с Володей Елизавета встречала Юру на пороге, сама подавала ему ужин и щебетала: