Третий глаз — алмаз

— Значит, это вы постарались! Я проверил, на снимках, которые сделали менты, другой натюрморт. Дочки Лукашиных, они ведь приемные, не очень-то друг друга жаловали?

Только ужасом, который обуял Тельму, можно объяснить, что она сказала правду.

— Да они вечно лаялись, перед родителями прикидывались, а по сути, жили в ненависти.

— Отлично, — закивал Владимир. — И кто из крошек столкнул Жанну?

Тут к Тельме вернулось самообладание.

— Убирайтесь прочь! — с яростью сказала она.

— Я заплачу за рассказ, — не смутился Егоров.

— Отвалите, — перешла Тельма на жаргон.

— Ладно, — пожал плечами Николай, — мне пока хватит услышанного. Но я еще вернусь. Читайте «Лупу» в субботу, непременно изложу в статье свои наблюдения. А дальше посмотрим.

Представляете ужас Тельмы? В пятницу она купила желтое издание, нашла там свое имя и впала в панику. Она решила поговорить с Николаем, обратилась в справочную, разузнала телефон «Лупы» и соединилась с редакцией. Ответил не особо вежливый мужской голос:

— Алле! Че надо?

— Это «Лупа»? — пытаясь сохранить спокойствие, спросила Тельма.

— И чего?

— Позовите Егорова.

— Кого?

— Вашего главного редактора.

— Ах, этого! Он спекся!

— Простите? — не поняла Тельма.

— В больнице валяется, — пояснил мужчина, — газета теперь наша, не фиг сюда трезвонить.

— Значит, Егоров больше не хозяин издания? — не веря своему счастью, переспросила Тельма. — Материалы его не опубликуют?

— Сказал уже, он в реанимации, не фиг звонить.

Только человек, получивший помилование от смертной казни, может понять чувства Тельмы. Судьба помогла Барсуковой; что случилось с наглым корреспондентом, она не знала, но так ему и надо!

Тельма замолчала, я тоже не произнесла ни слова, сидела молча, уставившись в экран работающего без звука телевизора. У Барсуковой был включен канал КТК, демонстрирующий новости. Вдруг появилось лицо Лизы, заплаканное, опухшее, потом камера отъехала чуть вбок, стало видно, что ее ведут под руки в машину «Скорой помощи». Забыв спросить разрешение у хозяйки, я схватила пульт, комнату заполнил мужской голос:

— …некрасивой истории. Впрочем, теперь слово отцу, Юрию Гинзбургу.

Слева возникло изображение дородного мужчины с красными щеками.

— Юрий Анатольевич, — зачастил корреспондент, — вы согласились дать нам эксклюзивное интервью.

— Да.

— «Желтуха» в своей статье говорит о том, что продюсер Гинзбург ради отсрочки кредита инсценировал похищение дочери Варвары. Это правда?

— Да.

— Как вам такое пришло в голову? — неожиданно выдал искреннюю человеческую эмоцию журналист.

Юрий стал багровым.

— Мне очень тяжело. С девочкой не должно было ничего случиться. Ее спрятали на квартире у близкой знакомой… но…

— Дальше, пожалуйста! — поторопил продюсера интервьюер.

— Лукашина… она… Моя жена… В общем, некто Владимир, писатель, украл Варю у Светланы. Он их убил.

— Кого? — вытаращил глаза тележурналист.

— Владимир лишил жизни Лукашину, женщину, которую мы просили присмотреть за Варей, а затем и Варю, — вдруг вполне внятно объяснил Юрий. — Владимир был некоторое время любовником моей жены Лизы. Супруга призналась, что их связь длилась неделю, Елизавета разорвала отношения. Но писатель ее шантажировал и в конце концов решил наказать бросившую его женщину. Он договорился с Лукашиной, и та отдала ему ребенка. Почему? Правды нам уже не узнать. Но у Владимира и Лукашиной был сообщник.

Я икнула: вот это новость!

— Вчера днем мне по электронной почте пришло письмо. «Положи в чемодан два миллиона долларов и приезжай один по адресу…» Я не стану сообщать подробности!

— Не надо, — ошарашенно согласился журналист. — Вы исполнили приказ?

— Да. Явился ночью в указанное место, положил сумку с деньгами, и мне на ноутбук через пять минут пришло сообщение, предписывающее отправиться в деревню Зеленовка. Я доехал до заброшенного села и нашел в развалинах магазина мешок.

— С трупом девочки! — в полном ужасе выдохнул корреспондент.

— Нет, — прошептал Юрий, — там лежали вещи Вари, все в крови, брюки, нижнее белье, одна серьга и браслет, которые я подарил ей на десятилетие, а еще письмо, пара напечатанных строк.

— Можете их вспомнить?

Продюсер кивнул.

— «Вы испортили мне жизнь, мучаясь от переживаний, я не могу работать над великой книгой. Пусть теперь и вас терзает горе. Варвара мертва, где ее могила, не узнать никому. Владимир». Я больше не могу… все… уберите камеру.

Изображение Гинзбурга пропало.