Третий глаз-алмаз

Сейчас кое-кто, читая эти строки, удивляется, ну почему Злата и Сергей выполнили данное обещание? По какой причине они взвалили на свои плечи заботу о посторонних детях? Неужели нельзя было забыть о разговоре и спокойно воспитывать родного малыша? Повторяю, Злата и Сергей были искренне верующими людьми, не прикидывались религиозными, а являлись по-настоящему воцерковленными. Им и в голову не могло прийти нарушить обет. Сергей впрягся в работу, Злата осела дома, но ей одной было трудно справиться с ордой малышей. Как-то раз, приведя весь свой «детский сад» в поликлинику, Злата наслушалась нелестных слов от других матерей. «Понарожала крикунов», «Притащила армию, нам теперь в кабинет не попасть», «Плодятся как кролики», – много чего высказали вслух злые бабы, когда врач, выглянув из кабинета, заявил:

– Лукашины последние, других не приму, не собираюсь тут с вами до ночи куковать.

Как назло, шаловливые малышки разбегались, кричали, капризничали, плакали. Лучше всех Злату могли понять родители близнецов, да и то если умножат на два свои проблемы. В какой-то момент у Златы опустились руки, и она заплакала.

– Давайте я вам помогу, – произнес тихий голос, – меня зовут Тельма, я работаю здесь уборщицей.

Через неделю Тельма перебралась к Лукашиным, она не имела ни родни, ни жилплощади, приехала в Москву из Тмутаракани за счастьем, но жизнь у нее сложилась не самым лучшим образом.

Злата и Тельма были одногодками, они довольно скоро подружились. Лукашина не платила домработнице денег, та работала за кров и еду. Девочки звали Тельму тетей, а посторонние люди считали няньку близкой родственницей Лукашиных.

Злата была своеобразным человеком, поэтому от детей скрывать правду не стала. С ранних лет Нина, Жанна, Эля и Света знали: они не родные друг другу, приемные, взятые из интерната при монастыре и удочеренные Лукашиными. Девочки носили одинаковую фамилию новых родителей и отчество – Сергеевна, но это было единственной связующей их нитью. И, самое главное, девочки не знали, кто из них является родной дочерью Лукашиных.

– Почему? – удивилась Ира.

Света поежилась.

– Идиоты. Злата с Серегой мечтали о такой семье, где все друг друга обожают, по вечерам вместе сидят, папа читает книгу, мама шьет, дети вяжут! Мрак! Что у нас, каменный век? Ты тоже дура, неужели не поняла, как мы друг друга ненавидим? Знаешь, что у нас в спальне по ночам творилось? Мы дрались до крови, но тихо, чтобы Злата не услышала. Сергей, он попроще, поругает нас и уйдет, а Златка ныть начинала: «Как вам не стыдно! Вы должны любить друг друга! Помните – мы одна семья», и ду-ду-ду, зу-зу-зу, гу-гу-гу! На полночи заводилась!

– Почему же они родному ребенку правду не открыли? – недоумевала Ира.

– Хотели, чтобы мы все находились в равных условиях, – свистящим от злости голосом пояснила Светка, – дескать, если свое дитя, то оно выделится, загордится! Суки!

– Нехорошо так говорить, – дрожащим голосом перебила Ирочка подружку.

Света вскочила, схватила одноклассницу за плечи и затрясла.

– А хорошо нас травить? Мы с пяти лет покой потеряли! Каждая считала: это ее мама с папой! Мы любую мелочь замечали! Эльку единственную из нас в музыкалку отдали! Значит, она родная? Златка, правда, на все вопросы ответы имела, отправила Элю на занятия и сказала нам:

«Выбрали самую талантливую, Элю!»

Я после этих слов месяц спать не могла, верчусь с бока на бок и думаю:

«Неужели она своя, а я приемыш!»

Потом Жанке стали вещи новые приобретать: и пальто ей, и туфли, и платье! А остальным обноски! Приедет Златка из магазина, припрет пакеты и вздыхает:

«Денег у нас мало! Жанна самая крупная, и ступня у нее уже тридцать девятого размера, поэтому приходится ей новые вещи покупать, вы мельче, походите в недоношенном сестрой».

Супер, да? Вроде мать все объяснила, а я опять в истерике. Жанка родная!

И так все время! Один раз Нинка Жанку вилкой пырнула, кровища хлещет, Жанна орет, а Нина и говорит:

«Вот подохнешь, нас меньше будет, мне обновки достанутся!»

– Ой, – Ира закрыла лицо руками, – а мама что?

– Она не узнала, – скривилась Света. – Она вообще ничего не видела, в церковь нас приведет и велит: «Молитесь, девочки». Вот скукотень, стой столбом, придурочные бормотания слушай. Ну я Жанке потихоньку на ногу встану и давлю до боли. У той слезы из глаз льются, но она молчит, меня в отместку за задницу щиплет. Так и пинаемся – чем одной больней, тем другой лучше. Закончится служба, Златка вздыхает:

«Ох, благостно, от души помолились».

Вообще тронутая. Но знаешь, я уверена, все сестры были приемные, кроме меня!

Света заплакала. Ире стало жаль подругу, она погладила ее по голове.

– Успокойся, поговори со Златой, поделись с нею своими мучениями, она тебе правду расскажет.

Светлана вывернулась из-под руки одноклассницы.

– Дура! Сто раз я ее умоляла! Знаешь, что она отвечала? «Никогда тайны я тебе не открою. А если и скажу, то не тебе, надо суетность победить. Унесу тайну с собой в могилу». И ведь унесла, сука.

– Куда? – растерялась Ира.

– Ты не знаешь? – заморгала Света.

– Что-то случилось? – насторожилась Ира.