– И да и нет. Но, по крайней мере, вопрос, казавшийся мне главным, получает достаточное объяснение. Точнее вырисовывается неправомочность самой его постановки. Приношу свои извинения. Наличие пиков боли на последней диаграмме не может быть истолковано однозначно.
– Вы отразите это в протоколе?
– Ваши ответы? Безусловно!
– А ваши выводы?
– Это уже не для протокола. Они останутся в голове.
– Еще вопросы будут?
– Нет, Марк Модестович, спасибо. Прочтите, пожалуйста, и подпишите.
– Давайте. – Он подписал не глядя. – Я вам верю.
– Прочтите все-таки для порядка. Если что не понравится, внесем изменения.
– Нет, все правильно, – сказал Сударевский, бегло проглядев запись. – Жаль лишь, что наш в высшей степени интересный диалог не отражен здесь во всей полноте.
– Сойдет. Главное, чтобы правильно была передана суть, а как мы с вами добирались до истины, никого не касается.
– Считаете, что мы добрались до нее?
– Диалектика учит, что абсолютная истина недостижима, Марк Модестович, хотя мы можем сколь угодно близко приблизиться к ней… Теперь, когда мы покончили с делами, могу сообщить вам приятную новость.
– В самом деле?
– Академик Берендер дал высокий отзыв о вашей работе. Он считает, что она безусловно заслуживает диплома на открытие. Если вы согласны, он готов ходатайствовать о передаче ее на рассмотрение в отделение химических наук.
– Спасибо, Владимир Константинович, за ваши хлопоты и за действительно прекрасное известие. Оценка Александра Петровича крайне лестна и ко многому обязывает, но, не знаю, как вам объяснить, я не согласен. Ради бога, извините меня, но я не хочу.
– Вот уж удивили так удивили! Мои друзья говорят, что это почти верное дело!
– И тем не менее.
– Ну, раз так… Дело, конечно, ваше.
– Хотите знать почему?
– Вы не обязаны объясняться, Марк Модестович. Столь далеко мои служебные полномочия не распространяются.
– Но вы пытались помочь мне не как следователь?
– Конечно же, нет! Просто по-человечески! Наконец, как гражданин… Вы ведь действительно сделали вместе с Ковским большое и важное открытие. В юридическом оформлении этого факта заинтересованы не только вы, но прежде всего наша страна. Этого требуют государственные интересы.
– Вот видите, Владимир Константинович, как вы по-государственному мыслите! Жаль, что те, кого это прямо касается, не берут с вас пример. Им, простите, плевать…
– А вы не о них думайте! Это накипь. Вы лучше на таких, как академик Берендер, ориентируйтесь.
– Поздно. Я, знаете ли, чертовски устал, и мне все равно. Перегорело в душе. Одна зола осталась. Хватит с меня неприятностей. Хочу спокойно пожить. У меня перед глазами, простите, наглядный урок. Да, да, я об Аркадии Викторовиче думаю! Не довольно ли жертв, товарищ майор?
– Вы считаете, что Ковский стал жертвой?
– Результаты вскрытия уже известны? Или это тоже секрет?
– Случай сложный. Труп долго лежал в воде. Заключения судебно-медицинской экспертизы еще нет.
– Так чего же вы дурака тут валяете? Душу выворачиваете? Вы же ведете себя, как последний провокатор!
– Боюсь, вы перебарщиваете, Марк Модестович!
– А вы не перебарщиваете, обвиняя меня в убийстве близкого и дорогого мне человека?
– Я ни разу не произнес слово «обвинение».
– Не обвиняете, так подозреваете!
– Я ни разу не произнес слово «убийство».
– Потому что данных нет, улик этих самых! Были бы – произнесли бы! Но я дам, дам вам материал против себя! Не беспокойтесь! Вас наверняка мучила проблема мотива преступления. Я не ошибся? Так вот, мотив есть: Сударевский убил своего учителя, чтобы сесть на его место. Очень просто! Я принимаю предложение возглавить лабораторию – разве это не веский довод? Как-никак лишних сто тридцать рубчиков в месяц!
– Прекратите истерику! Немедленно прекратите!
– Что?.. Да-да, вы правы, извините меня…
– Принести воды?
– Нет, благодарю вас, не надо.
– Тогда коньяку выпейте.
– Мне от него плохо бывает… Сердцебиение. Еще раз простите. Нервы, знаете ли, не выдержали. Сорвался.
– Вижу, что сорвались. Не знаю только, когда именно. Поэтому вновь решаюсь напомнить вам о предложении академика.
– Нет. Бог с ним, с этим открытием. Тут я пас, говорю со всей ответственностью. Скажете, струсил? Карьерист? Да-да-да! Хватит с меня. Пора и о себе подумать. О своем здоровье, о диссертации, о лаборатории, наконец. Теперь, когда я точно знаю, что Аркадия Викторовича нет, мне ничто не мешает принять предложение Фомы Андреевича. Даже напротив! Я просто обязан сделать это ради светлого имени Ковского как ближайший друг его и ученик.
– Правильно. Но не в меньшей мере вы обязаны сделать и другое: довести до конца дело всей жизни вашего учителя.
– Его уже довели до конца. Хватит! Можете осуждать меня, но я решил жить. Здесь я делаю уступку своему человеческому естеству. С открытием покончено раз и навсегда!.. И хватит о делах. Не пора ли подумать об обеде? Судя по запахам, процесс приготовления находится в заключительной стадии. Не желаете ли помыть руки?