Третий игрок (СИ)

— У меня никогда не было друзей. Свои отношения с некоторыми одноклассниками я называла «взаимоиспользованием». Мы иногда общались на переменах, помогали друг другу с целью взаимной выгоды. Помочь на контрольной, сказать домашнее задание — это всегда пожалуйста. Но вне школы я будто не знала их, а они — меня. И всех всё устраивало.

В университете появились Такада, Лайт, Руюга, Сакура. Но тут всё тоже не так просто, — продолжала рассуждать Диана. — Такада первоначально восприняла меня как наивную девочку, которая будет хвостиком бегать за ней, на чьём фоне она будет выгоднее смотреться. А она была мне нужна только для того, чтобы подобраться к Лайту.

— Но в итоге ты обошлась без этой стервы, но всё равно продолжаешь с ней общаться. Может ли это означать, что вы с Киёми — друзья?

— Не смеши меня, Воланд. В дружбе не может быть корысти … я читала об этом.

С Сакурой всё ещё сложнее. В дружбе должно быть равенство, а я с ней из жалости.

— Это милосердно.

— Нет, это жестоко. Я смотрю на неё свысока, я понимаю и знаю больше, поэтому и решила её защищать. Но она не может ответить мне тем же. Сакура не в состоянии мне помочь.

— А Лайт и Рюуга?

— Мы могли бы стать друзьями, наверное. Но Лайт — Кира, я должна отправить его на казнь.

— А Руюга?

— Мы с ним оба весьма асоциальны. Вряд ли мы начали бы хоть как-то взаимодействовать без участия Лайта.

— А что я?

— Ты, Воланд? Ты сбросил мне на голову Тетрадь Смерти. Благодаря этому я сейчас здесь. В моей жизни есть смысл, что бы дальше не случилось, я буду продолжать цепляться за него. И всё благодаря тебе…

— А ты снабжаешь меня молоком и зрелищем. Жизнь Бога Смерти очень долгая и скучная. Но ты внесла в неё краски. Пусть и ненадолго, но ты стала яркой вспышкой в моём существовании.

— Яркой вспышкой, значит, — Диана облокотилась спиной на забор и откинула голову назад. — Я скоро умру, а меня никто и не вспомнит. Если смогу поймать Киру — оставлю за собой спасённый мир. Но кто будет об этом знать? Если так подумать, то все очень быстро обо мне забудут. Ну и пусть.

— Хе-хе, а ты, я смотрю, не теряешь оптимизм, — сказал синигами, глядя на улыбающуюся девушку.

— Получается, что ты — мой единственный друг.

— Получается, что так. Но не спеши ставить на себе крест! Вдруг ты станешь вспышкой света ещё для кого-то?

— Для кого же?

— У тебя ведь есть дальние родственники. Они будут помнить тебя какое-то время. Эта журналисточка, Сакура, для неё ты стала настоящим другом. И потом…

— И потом что?

— Хе-хе, да так. У уже меня есть на примете «принц на белом коне» для тебя.

— Вот и чудненько. Наверное, при жизни ты был писателем — у тебя отличная фантазия, мой ручной синигами, — засыпая, сказала Диана.

*

— Ди-а-на! Просыпайся, если не хочешь, чтобы кто-нибудь вызвал полицию.

Девушка открыла глаза. Уже утро. Стоп, утро? Неужели она вчера так и заснула под забором у Сакуры?

— Что-то я в последнее время сомневаюсь в способностях своего организма, — потерев сонные глаза, сказала Диана. — Раньше я так резко не засыпала.

— Раньше ты и не болела.

— Я, кажется, вчера выпила целую таблетку. Обычно я делю одно пополам, что бы не стать зависимой от лекарств. Но тут у меня такой возможности не было.

— Кто-то едет, встань хоть, что бы тебя за бездомную не приняли.

— Угу, — сонно кивнула головой девушка, — надо уходить, пока неприятностей не нахваталась.

— Хе-хе, а может и не стоит, — сказал Бог Смерти, когда девушка уже дошла до угла улицы.

— О чём это ты?

Вдруг сзади её окликнули:

— Диана? — Сакура была настолько удивлена при виде подруги, что забыла добавить привычную приставку.

— Привет, Сакура-тян.

Девушку будто подменили: бледная как мел, она то и дело вздрагивала словно от холода, а её глаза, обычно маленькие с радостным блеском, стали грустными и будто увеличились.

— Сакура, — Диана запнулась. Что говорить, когда такое случается? — Сакура, мне очень жаль…

— И ты пришла сюда, что бы мне это сказать?

Диану будто током ударило. Зачем она пришла? Пожалеть её? Сказать слова соболезнования? Желающие посочувствовать скоро и без её участия выстроятся в очередь перед домом семьи Киномото.

Девушка виновато посмотрела на Сакуру, но в её глаза не было ни гнева, ни раздражения, а лишь скорбь и благодарность.

— Ты прибежала сюда с другой части города…

— Я не хотела, что бы ты оставалась одна.

— Сакура-тян, кто она? — из-за калитки показался маленький мальчик, вслед за ним вышла красивая женщина средних лет с заплаканными глазами.

— Мама, Рин, это — моя подруга Диана…

— Примите мои искренние соболезнования, Киномото-сама, я понимаю, что вы чувствуете…

— Нет, ты не понимаешь! Вдруг завопил Рин. — Ты не понимаешь, никто из вас не понимает!

— Рин! — в один голос вскликнули Сакура и её мать.

— Знаете, я пожалуй пойду…

— Хе-хе, зачем же нам уходить? Тут начинается самое интересное: люблю семейные разборки, — сказал Воланд и приземлился подле Дианы.

Мать Рина и Сакуры быстро начала извиняться за сына.

— Ничего, я понимаю, — сказала девушка, и неожиданно для себя добавила: — Мне тоже было плохо, когда умерли мои родители.