Третий источник

Серега забросил свой объемистый баул на плечо, подмигнул и зашагал вразвалочку к остановке, все так же похожий на разжиревшего теннисиста.

Они проводили его взглядом, переглянулись. Толяныч вздохнул:

— Ну, на брудершафт!!! — И понес к машине. Матрена снисходительно смотрела сквозь автомобильное стекло.

7

Мощные форты Южного таможенного терминала, проплывали справа последний признак города, или вернее, его форпост, где трасса новой Каширки сжимается до одного ряда под дулами спаренных пулеметов. Контрольный участок, где постовые больше похожи на космонавтов в своих тяжелых бронекостюмах.

Однако Серега предусмотрительно снабдил свой Жигуленок маячком-опознавателем, сказавшим милиционерам что-то вроде «я свой, я свой», и Толянычу оставалось только сбросить скорость до требуемых десяти кэмэ в час и проползти мимо поста. Дальше трасса вновь разворачивалась скатертью самобранкой, и можно было втопить педаль газа в пол.

Вырываясь за пределы мегаполиса, словно бы попадаешь в иной мир. Даже солнце, кажется, светит ярче, чем несколько сот метров назад — сказывается простор, от которого в Москве, особенно в ее многоярусном центре, мгновенно отвыкаешь. Каширка расходилась веером в вертикальной плоскости: основная трасса пролегала по эстакаде, вниз уходило шоссе местного значения, словно ромашка, обрамленная лепестками развязок, а ввысь взмывала на ажурных опорах скоростная магистраль класса «супер». Платная, естественно. С высоты эстакады открывался широкоформатный пейзаж ближней пригородной зоны скопление кирпичных особняков, похожих выбитыми окнами на кариозные зубы на фоне весело зеленеющих полей, нескончаемые вереницы опор, тянущих в столицу воду, газ и энергию, очень похожие издалека на шеренги вставших на цыпочки пауков. Смутное время окончилось еще при прошлом президенте, но элита не очень-то торопилась заново обживать свои брошенные виллы.

Толяныч выбрал основную трассу. Деньги имеются, но на скоростном шоссе его задрипанного вида Жигуль будет смотреться довольно дико. И не ровен час, привяжется транспортная милиция.

Москва все дальше уходила за спину, и когда наконец мелькнула за окном широченная лента внешней Кольцевой, запрятанная между двумя метров по двенадцать высотой бетонными стенами с двойным накатом, Толяныч наконец осознал, что позади остались не только город, но и еще кое-что, заставлявшее сознание сжиматься в точку. Осознал и заставил ногу ослабить давление на педаль газа. Нервные окончания, до того натянутые до предела от самых кончиков пальцев и вдоль позвоночного столба, наконец-то чуть подраспустились, и уже не торопили руки принимать боксерского положения. Возле указателя «Видное-30» он притормозил и вышел из машины на узенькую техническую дорожку. Оглянулся назад: отсюда уродливый горб Центра выглядел, как клубящееся грозовое облако, прорезаемое в трех местах длинными вертикальными языками пламени — сжигатели мусора выстреливали каждые десять секунд, а если представить, сколько всякой дряни испражняет столица ежедневно… Лучше не стоит.

Хлопнула дверца и рядом как-то сама собой оказалась Ольга. Сейчас, при свете дня и на трезвую голову, Толяныч заметил, что она не достает ему даже до плеча. Словно специально себя подавая к осмотру, Ольга сделала пару шагов вперед и, опершись о заградительные перила, потянулась, отчего ее растянутый топик ярко-желтого цвета подался вверх, чуть приоткрывая тонюсенькую талию и четче обозначая остроту лопаток. Толяныч оглядел ее как бы заново знакомясь, хотя в ту ночь должен был бы изучить досконально. Одна вот беда — водка память отшибла начисто. Только смутное приятное воспоминание, отголосок…

— Здорово! — Воскликнула она, оборачиваясь и вскидывая чуть надломленную в локте руку, так похожая на маленькую птичку, севшую на провода.

— Что?

— Все. — Она вновь повернулась к пейзажу и обвела его рукой, словно бы протирая тряпочкой. — Москва.

Толяныч с трудом оторвал взгляд от хрупкой фигурки и вновь воззрился на монстрообразный город, словно на диковинного мутанта. Он вдруг почувствовал, как ворохнулся внутри «сосед», нашаривая почти вслепую точки соприкосновения. Между ним и городом натянулась невидимая, но прочная нить из горечи и злобы. И Толяныч усмехнулся внутренне, омытый неожиданной волной теплого чувства к своему клону, как к настоящей, человеческой личности. Даже холод в глубине души немного отступил, чтоб потом вернуться.

«Все-таки это часть меня, — подумал он. — Фантик. А что тела нет, так это не беда, брат, в тесноте а не в обиде. Авось уживемся…»

— Слыхал, что тут на днях мэр обещал? — Спросила Ольга, возвращая Толяныча во внешний мир. — Что за три года построит над центром единый купол. Представляешь, в пределах Садового.

— Зачем?

— Ну, что-то там про экологию и внешнюю угрозу… — Ольга сморщила смешную гримаску. — Для повышения безопасности и условий жизни.

— Понятно. Плохо живут! Ладно, поехали. — Толяныч плюхнулся в машину, заставив подвеску возмущенно крякнуть. — Садись.

— А куда мы едем? — Наконец-то удосужилась спросить Ольга. Надо же, какое доверие!