Третий контур

— Не совсем, — ответил Матвей. — Было бы просто, близнецы бы сами с этим справились. Видимо, чего-то им все же не хватает. Может, проблемы с ресурсами. Или с топологией. Гадать можно бесконечно.

— Я не о том, — поморщился Митя. — Хорошо, допустим, мы активировали закладку, раскрутили центробежку. И что? Оболочка не выдержит давления и взорвется? А как же гигабайты кода — они что, бесследно исчезнут? Так же не бывает.

— А если ты надуваешь шарик, и он лопается — разве резина куда-то исчезает? — спросил Матвей. — Нет, она вся здесь, до последней молекулы. Вот только шарика больше нет, и склеить его обратно нельзя никаким клеем. Фарш невозможно провернуть назад.

От слова «фарш» Бориса передернуло. К информационной системе оно вряд ли подходило, зато живо напомнило о «мясных ублюдках» — именно так называли людей роботы в дешевых комиксах. Он только сейчас осознал, что их схема с оболочкой личности подходит к ним самим куда больше, чем к искину. Это было неприятное открытие; своя цельность и непрерывность всегда представлялась ему незыблемым монолитом — но никак не мыльным пузырем, готовым в любой момент разлететься радужными брызгами. Борис достал из холодильника бутылку с водой, отвинтил крышку и сделал несколько жадных глотков.

— Слушайте, если все дело только в балансе сил, то разве у людей личность не должна точно так же распадаться? И не у единиц, но массово, среди лично знакомых. За свою жизнь люди чего только не переживают — а умирают в здравом уме и трезвой памяти.

— Не все… — начал Митя, но Матвей жестом остановил его.

— У хомосапа век недолог, и потому так сладок он! — продекламировал Матвей. — Видимо, наша телесная оболочка распадается гораздо раньше, чем начинаются проблемы с личностной оболочкой. А вот жили бы мы лет по триста… Впрочем, тульпы когда-нибудь ответят и на этот вопрос. К сожалению, не в нашей жизни.

За столом воцарилось тягостное молчание — вопрос действительно был неприятным, а Матвей просто ушел от ответа. Митя оглядел мрачные лица друзей и постучал пальцами по столу.

— Ну что, минута скорби по мимолетности бытия закончилась? Уже можно говорить?

И не дожидаясь ответа, продолжил:

— У меня еще вопрос. Если мы все же найдем и запустим закладку, как мы узнаем, что она сработала? Искин ведь себя почти не проявляет.

— Должно уменьшиться количество странных смертей у людей, стоящих на ключевых позициях, — ответил Матвей. — Но об этом можно будет судить разве что через год, а то и позже.

— А других критериев разве нет? — спросил Митя.

— Я думаю, закроется проект раздельного обучения детей, — неожиданно для самого себя ответил Борис. — Вот не верю, что люди этого действительно хотели. Наверняка было какое-то внешнее принуждение.

— А что? Вполне возможно! — оживился Митя.

Оля повернулась к ним.

— Матвей! Я снимаю свое особое мнение.

Борис нашел под столом руку девушки и легонько сжал ее. Матвей кивнул Оле:

— Отлично. Но, боюсь, мы делим шкуру неубитого медведя. Мы ничего не знаем об этой гипотетической закладке, и шансов что-то узнать у нас практически нет.

— Да ну? — широко улыбнулась Оля. — Что, настоящие мужчины не ищут легких путей? Спасение мира непременно должно быть трудным и опасным? Но почему бы нам не поступить проще? Я могла бы завтра съездить в «Сосновый бор» и поговорить с Мышкой. Спросить ее об этой закладке. Или для вас это слишком просто?

— Не думаю, что у тебя что-то получится, — ответил Матвей, — только привлечешь к нам еще больше внимания. Если бы Мышка хотела, она бы уже все тебе рассказала. Но провал вашей миссии говорит о том, что близнецы пока не готовы поделиться с нами этой информацией. У них ведь есть все основания ненавидеть нас — воспитанных любящими родителями. За то, что мы лишили их этого счастья во имя какого-то дурацкого научного опыта.

— Но они же сами просили помощи, разве нет? — спросил Борис.

Матвей тяжело вздохнул.

— У кого?! У всемогущих взрослых, которые могут самостоятельно во всем разобраться. Которым не нужна помощь нашкодивших ребятишек. Но сейчас близнецы, видимо, уже поняли, что мы отнюдь не боги. И спрос с нас теперь будет совсем другой.

— Хорошо, а нам-то что теперь делать? — спросила Оля.

— Ждать. Близнецы ведь все прекрасно понимают. Возможно, когда-нибудь они простят нас, почувствуют себя частью нашего мира и захотят нам помочь. И тогда кто-то из них придет сюда.

— «Когда-нибудь» — это когда? — спросил Борис.

— Не знаю. Может, через неделю. Или через год. Или никогда.

42

Все вопросы были закрыты, все планы рассмотрены и отвергнуты. Матвей поблагодарил друзей за работу и объявил о роспуске группы.

— У крыльца вас ждет машина. Можем подбросить до аэропорта, еще успеете на ночной рейс.

Борис посмотрел на Олю, но та отрицательно мотнула головой:

— Нет, я домой. Хочу привести мысли в порядок. Слишком много потрясений для одного дня.