И тот, кто спасает меня от падения, вот-вот прибудет. Он, как всегда, пройдёт через холл моей компании, поднимается ко мне на последний этаж, где находится мой кабинет, чтобы умоститься в моём кресле. И, конечно, этот придурок, мой лучший друг, Эштон, станет снова заигрывать с каждой симпатичной девушкой, встретившейся ему на пути.
Поднимаю голову с руля, и, всё-таки, решаю выйти из «Ауди». Я не могу торчать целый день в машине возле собственной рекламной империи. Нужно загнать хотя бы автомобиль на парковку. Но этой ночью я почти не спал, у меня нет на это сил. Я попрошу Джимми, одного из своих секьюрити.
Погода на улице замечательная, совсем не соответствующая моему настроению. Джимми, думаю я, выходя из машины и обходя её. Сигнал о том, что пришло новое сообщение, доходит до меня снова. Закатив глаза, я тянусь к внутреннему карману своего пид…
– Ой, чёрт подери! Простите меня, пожалуйста! – Запах кофе распространяется из бумажного стаканчика девушки, облившей им меня только что.
Она облила меня кофе, вашу мать!
– Какого хрена?! – рычу, оттягивая мокрую ткань рубашки от себя.
Она пытается помочь мне. Я сбрасываю её руки.
– Простите, – лепечет она слишком милым голосом. – Я, правда, не хотела этого.
На её лице написано раскаяние. Чёрным по белому. Но это не отменяет того факта, что руки у неё растут не из того места, откуда надо.
– Эту рубашку мне мать подарила, – ору я, впиваясь в девушку взглядом.
Она испуганно смотрит на меня, и я задаюсь вопросом, голубые у неё глаза или зелёные. Сначала это действительно непонятно. Когда она наклоняет голову и лучи света освещают её лицо, кажется, будто зелёные. А, когда мы снова, будто оказываемся в тени – голубые.
– Я вам куплю такую же, – отвечает эта дурочка уже рассерженным тоном.
Сейчас она больше не робкая. Я не могу понять, нравится мне это или нет.
Ты не о том думаешь, Алекс.
– Могу вам дать немного денег, чтобы в ближайшем бутике, вы купили себе новую, – произносит нарочито медленно, ухмыляясь, словно стерва.
Сучка!
– Я могу купить целый магазин мужской одежды! – неожиданно даже для самого себя я кричу. – Говорю это на случай, если вы решили, что я скуп и циничен.
– Ну, так ведь и выходит. – Невозмутимо она складывает руки на груди, прежде выбросив стаканчик в урну для мусора, стоящую около нас.
– Туда можно бросать только пластик, – говорю я спокойнее.
Провожу рукой по растрёпанным волосам.
На вид этой девчонке не больше двадцати двух. Она красивая.
– Всё равно, – ведет равнодушно плечом.
Обернувшись, девушка уходит. Я смотрю ей вслед. Мне больше не хочется орать на неё. Хоть я и взбешён. Моя одежда испорчена и я зол на неё невероятно. Но, чёрт возьми, её походка лишает всякого разума.
И это злит меня ещё больше.
Глава 45
Адель
Наши дни
В детстве, когда я была расстроена чем-то, мама давала мне клубничное варенье. И как бы сильно меня что-то не печалило, вкусное лакомство помогало справиться со всем. Так я перестала думать о соседской собаке, которая попала под машину, о мёртвых голубях на улице, о президенте страны, который, как оказалось, никогда не станет моим мужем… Это девочка из соседнего дома, Люси, сказала.
Так вот, чтобы не произошло у нас с мамой, я так хочу сильно попасть в её объятия сейчас. Чтобы она узнала, что происходит с дочерью в этот момент. И, возможно, клубничное варенье, которое она делает сама, помогло бы забыть этот ужасный день.
Говард не упускает возможность, каждый раз, проходя возле меня, пинать кровать, на которой я сижу. Ему не нравится то, что я плачу. А я не могу этого не делать. Он отобрал мой телефон, не ответил ни на один звонок. А теперь и вовсе его отключил. Сколько кошмарных вещей он сказал про Алекса. И про то, как бы он хотел разделаться с ним…
Мужчина, в конечном итоге, останавливается и, придвинув к себе стул, седлает его.
– А мы могли бы быть счастливы, Адель.
Стараюсь не всхлипывать. Говард и так уже несколько раз ударил меня за это.
– Ты хоть представляешь, насколько мы могли бы быть счастливы, – продолжает, – если бы твоего ублюдка на свете не было. – Клянусь, я сначала подумала, речь об Алексе. – Если бы он не родился… К примеру, можно было сделать аборт…
– Не смей говорить такого о моём сыне! – кричу в метре от Говарда.
На моё удивление он не встаёт, чтобы снова заткнуть мне рот. А просто смеётся, взмахивая руками.
– А то что? Что ты сделаешь? Думаю, когда мы поженимся, отдадим его бабуле, да? Или отдадим Алексу, пусть с ним и возвращается в Калифорнию. – Его улыбка походит на улыбку психа.
– С ума сошёл? – саркастично фыркаю я, вытирая слёзы. – Мы не поженимся.
Теперь Говард поднимается. Он отходит к дальнему шкафу, рыскает там недолго. Через полминуты на кровать падают фотографии. Их меньше десятка. На них Говард и какой-то парень, которого раньше я никогда не видела.
– Это Томас, – говорит мужчина сипло, и я перевожу на него взгляд. – Томас – мой лучший друг. Он служил в Ираке, прежде два раза сидел в тюрьме. Во второй раз по мелочи… а в первый, – его голос понижается до шёпота, – за убийство своей пятилетней дочери.