Говард смеётся, как будто он только что удачно пошутил. Я же съёживаюсь и бросаю все фотографии на пол. Он, кажется, не обращает на это внимания. Его голова откидывается назад. Он мычит, словно что-то вспоминая, а потом, подняв указательный палец вверх радостно, подходит ко мне. Склоняется так низко, насколько это возможно. Я слышу шёпот:
– В парке Камелсбек Сара сейчас гуляет с Аароном. – От того, как Говард произносит имя моего сына, у меня всё внутри холодеет. – Я следил за ней долго. Ты знала, что я следил за нашей няней? Узнавал её привычки, где она обычно гуляет с этим гадёнышом, например. – Сжимаю кулаки. Сильно. – Так вот. Томас был снайпером в Ираке. Он может выстрелить в кого-то и сбежать так быстро, что и следов не останется. Убийцу никогда не найдут. Сейчас мой друг как раз случайно ошивается в парке Камелсбек.
Слёзы вновь принимаются течь из глаз. Я, резко вдохнув, подношу руки ко рту, когда понимаю, к чему Говард ведёт. Нет, нет, нет. Нет! Он этого не сделает.
– Мой телефон. – Берёт со стола мобильный, показывая его мне, пока весь мой мир рушится. – Один звонок, и Сара с Аароном умрут. Ты же этого не хочешь, правда?
– Боже мой… – принимаюсь я реветь. – Какой же ты конченый ублюдок! Ты просто сволочь!
Встаю с кровати, чтобы наброситься на него, но у Говарда сил больше. Он швыряет меня обратно. Ненавижу его! Ненавижу!
– Как полагаю, – спокойно говорит он дальше, как ни в чём не бывало, – ты больше переживаешь за сына? – Уголки его губ понимающе опускаются вниз, и он пожимает плечами. – Конечно, ведь, какую бы симпатию и благодарность ты ни испытывала к Саре, ребёнок остаётся ребёнком.
Прижимая ноги к себе, не могу перестать плакать. Говард же не собирается шантажировать меня смертью сына?
– Итак, – торжественно объявляет. – Если ты собираешься уйти отсюда, дверь открыта, но знай, Томас ждёт моего звонка. Я могу, либо сказать ему, что операция отменяется, либо просто написать сообщение с текстом:
Хохочет, словно обезумевший, заново седлая стул.
– Твой… друг готов убить людей просто, потому что ты его об этом попросил? – начинаю сомневаться я.
– Может, я ему заплатил?! – рявкает Говард. – Какая разница?
С надрывом в голосе я говорю ему:
–Я искренне верила, что тебе нужна моя помощь с комиссией. Я попросила Алекса дать мне время, чтобы пообщаться с тобой сегодня. Ты не представляешь, как сильно он не хотел отпускать меня к тебе! – Плач вырывается из моего горла. – Он хотел пойти со мной!
– Алекс такой глупый, – качает неодобрительно Говард головой. – И ты тоже. Не было никакой комиссии из Льюистона. И не будет. Я всё выдумал! – Мужчина с кудрявыми волосами и ангельскими голубыми глазами засовывает палец в рот и выдаёт булькающий звук, вбивая палец во внутреннюю сторону щеки.
Так, словно он – победитель.
– Я верила тебе, – повторяю.
– Я знаю, – произносит он одними губами. – Я уже получил повышение. – После прибавляет тон: – Да оно и не было важным. Была важно только ты. – Указывает рукой на нас обоих. – Мы с тобой, Адель. Счастливые. Представляешь, ты родишь мне двоих детей…
Его речь обрывается, когда мы слышим громкие стуки в дверь. Хотя, это больше похоже на то, что дверь пытаются сломать. Потом я слышу голос, который заставляет моё сердце биться чаще. Это голос Алекса. Он кричит:
– Адель! Адель! Ты там?! Открой дверь, Говард, иначе я её вынесу, я клянусь!
– Отлично, – недовольно бормочет бывший. – Он здесь. Переводит взгляд на меня. – Прекрати плакать! Мы сейчас выйдем к нему, и ты скажешь, что ты моя, ясно? Прекрати реветь. – Он достаёт из шкафа носовой платок и бросает его мне. – Вытрись сейчас же!
Я вытираю лицо, но от кричащего Алекса становится не легче. Он так близко, а я буду обязана лгать ему. Я не смогу.
– Быстрее, – орет Говард. – Чего возишься?
– Он может услышать тебя, – с презрением отвечаю я на его громкие слова.
– Не может. Если бы мы были в гостиной, возможно, а из спальни плохая слышимость.
– Алекс надерёт тебе зад, – с опаской произношу я.
Говард немедленно хватает меня больно за волосы. Я кричу от боли. Встаю с кровати, следую за ним в ванную. Роясь в моей сумочке, он находит тональный крем и пудру. Я дёргаюсь, не давая ему прикоснуться к себе, но он даёт мне пощёчину, поле чего поворачивает резко моё лицо к себе.
– Ты ударилась о что-то, – тихо говорит. – У тебя кровь на лбу.
Вытирает рану намокшим полотенцем, бросает его в корзину для грязного белья и принимается наносить мне тональный крем. Влажными салфетками вытирает лицо, по которому не перестают течь слёзы.
– Прекрати реветь, я сказал!
– Я не могу!
Говард встряхивает меня.
– Мы сейчас выйдем к Алексу, и ты скажешь, что ты моя, поняла? Ты поняла меня?
– Я не актриса, – выпаливаю я. – Я не сумею солгать достоверно!
– ТАК БУДЬ ЕЮ, ТВОЮ МАТЬ!
Больно схватив мою руку, он выводит меня из ванной. Снимает с себя носки и рубашку, оставаясь в одних брюках. Срывает одеяло с кровати, а потом ещё одно. Мнёт подушки. Подойдя ко мне, начинает меня раздевать, но я отталкиваю его.
– Что ты делаешь?!
– Закрой рот!