Третий лишний. Он, она и советский режим

Секретарь партийной организации института, где работала Таня, пожилая дама, пригласила новобрачную в свой кабинет. Состоялся примечательный разговор. „Никак не ожидала, Танечка, что Вы, комсомолка, выйдете замуж за француза…” — „Вы полагаете, что мне лучше было бы выйти замуж за якута или казаха?” — „Нет, это Ваше дело, но теперь Вам придется покинуть комсомольскую организацию. Вы должны оставить надежду на вступление в партию”. — „О, партийная карьера никогда не пленяла меня…” — „Вы знайте, что во Франции никто не предоставит Вам работу по специальности. Вам предстоит (подумайте об этом!) стать придатком Вашего мужа”. — „Ах, — с мечтательной улыбкой ответила молодая супруга, — если бы Вы знали, какой он милый, мой Даниэль. Быть его придатком — тоже удовольствие…”[109]

В разные годы до мировой общественности доходили вести о том, какую жестокую борьбу вели за свою „заграничную” любовь даже такие международно известные люди, как шахматист-гроссмейстер Борис Спасский, пианист Владимир Ашкенази. Известный знаток русской культуры, американский профессор Такер семь лет ожидал, пока КГБ выпустит из СССР его русскую жену. В 60-е годы широкую известность приобрела история московской учительницы Громовой, которая полюбила сотрудника итальянского посольства в Москве, по слухам графа. Узнав о романе с графом, кагебешники стали требовать от Громовой, чтобы она помогла им проникнуть в посольские тайны. Женщина не пошла на предательство любимого. Ее выгнали с работы, но не позволяли нигде устроиться, а затем за тунеядство сослали в Восточную Сибирь. Только случайность помогла этой паре соединиться. На какую-то итальянскую выставку приехал Хрущев, и сотрудник посольства, граф, упросил главу советского государства освободить подругу. Как известно, в странах, где бездействуют законы, спасти гражданина может лишь милость государя. Никита (который, кстати, ввел закон о преследовании тунеядцев) благосклонно отнесся к судьбе пары; учительницу возвратили из ссылки, и она уехала в Италию.

Я опять-таки перечисляю „счастливые” случаи. Но в тени знаменитостей или тех, кому помог случай, остаются тысячи разбитых судеб, жизней. Правда, за связь с иностранцем сегодня арестовывают реже, чем при Сталине. Но зачем арестовывать, когда можно призвать „провинившегося” в армию и тем пресечь всякие его попытки выехать в страну, где живет его жена. А можно и проще сделать: при попытке подать заявления, выслать „жениха” в город, куда иностранцы не имеют доступа. И не выпускать его оттуда, пока „невеста” не покинет СССР. И так делают. А можно запугать родителей, и те примут свои родительские меры против сына или дочери, пожелавших сочетаться нежелательным для властей браком.

В 1980 году в Воронеже местный партийный босс узнал, что его дочь, которая училась тогда в Москве, забеременела от студента из Колумбии и молодые решили узаконить свои отношения. Папа из обкома партии испугался за свою карьеру и помчался в Москву. Он набросился на дочь только что не с кулаками: „Не потерплю инородца в семье!” Вместе с директрисой музыкальной школы, где училась девушка, папа-босс заставил дочь сделать аборт. „В противном случае, — заявила директриса, — мы исключим ее из нашей школы”. Чтобы пресечь попытку дочери выйти замуж за иностранца, папа из обкома лишил ее всякой материальной поддержки. И тем не менее, русско-колумбийская пара не распалась. Молодые люди зарегистрировали свой брак и даже родили второго ребенка. Но существовать этой „нежелательной” семье негде и не на что. Колумбиец живет в общежитии, он хочет закончить медицинский институт и вернуться домой врачом. Жена его с ребенком ютится у бабушки в Воронеже, в городе, куда ему как иностранцу въезда нет. Впереди еще несколько лет учения. А что потом — Бог весть. Никто не может гарантировать, что ему разрешат увезти с собой жену и ребенка. Не знаю, как в области медицины, но по части политики парень получил в СССР хорошее образование. Приехал 23-летний колумбиец в Москву рьяным коммунистом, но после нескольких лет „на родине социализма” люто возненавидел советский строй.