Третий Меморандум

Лена Простева порывалась ещё до темноты распаковать маленький рефлектор и установить его на крыше интерната; но нам пока было не до астрономии. Ни людей, ни времени катастрофически не хватало: я гонял патрули и разведотряды, Колосов с прикомандированным к нему крановщиком-завбазой, копался на складах, Лёня Крапивко возился с раздачей пайков. Маркелов, наскоро осмотрев здание УПК и запретив приближаться к нему кому-либо кроме Колосова и Танеева, ходил с мотком шнура и колышками, размечая места под палатки, заодно – под завтрашние земляные работы. Валерьян присматривался к сборным домикам, а Баграт, преодолев волевым усилием неприязнь к интернатскому начальству, принялся по собственной инициативе составлять списки «малолетних талантов» – оказывается, в интернате действовала особая учебная группа для одарённых подростков – и как раз перед Переносом к ним приехали гости аж из самого Новосибирска.

Итак, пока Баграт возился с будущими гениями (как же интеллектуальный ресурс, завтрашний день колонии!), Крапивка с девчонками пытались как-то урегулировать бытовые вопросы – раздавали одеяла, кровати и матрацы, возились с пачками полотенец, коробками мыла и зубного порошка (пасты на складах не нашлось). Вика же с интернатским фельдшером и парой добровольцев копались в медкабинете. А под вечер девочки и Баграт были брошены Казаковым на составление списков наличного народа, с непременным требованием – хотя бы приблизительно разбить людей по профессиям. Сам Александр поспевал везде и повсюду ораторствовал… впрочем, на Совете, затянувшемся, с перерывами, до утра (потом, увы, это вошло в традицию), он ухитрился выступить аргументированнее всех…»

••••••••••••

Океан молчаливо наползал на пологий пляж, поглощая обсохшие валуны, раковины, плети водорослей, какие-то фосфоресцирующие останки. Близился большой прилив; Луна наполовину зашла за Селену, и в результате, на темнеющее небо выползало странное горбатое светило. Вода должна была остановиться буквально в десятке метров от торца интерната и на палец покрыть плоскую скалу, возле которой неделю назад была сооружена импровизированная пристань для моторок.

Сзади и слева, – как хорошо представлял себе Анатолий, – территория была уже наскоро обжита. Чернели прямоугольники фундаментов будущих коттеджей; возле угловатых корпусов интерната жиденько дымила труба котельной. В одном из домиков окна светились – там заседал Совет, в сумасшедшей гонке со временем напрягая трещащие от бессонницы головы и споря, споря до хрипоты…

Дальше выстроились палатки, а прямо за ними пах свежей древесиной – частокол Периметра; кое-кто стал уже называть его Кремлем. Ещё дальше, вдоль берега, раскинулся пустырь выкорчевки.

А справа и спереди лежала сайва. Не джунгли, не лес – именно это экзотическое словечко, заимствованное из вездесущего (в смысле цитирования, кончено), «Трудно быть богом», вполне отражало непривычную суть. Пучки трехметровых чёрных листьев, растущие плотно-плотно из рыхлой жирной почвы; колючие лианы; заросли коренастых тысячествольников… эти заросли простирались вглубь материка, до самого горизонта, а вдоль берега – до цепи пологих холмов, куда вчера отправился отряд разведчиков.

Караульная вышка высилась у самого края сайвы, и чаща темнела под ногами. Где-то тоскливо и длинно орала панцирная обезьяна – двойной восход лун всегда возбуждал этих тварей…

Анатолий поёжился, вечерний холодок заполз под бушлат. Конечно, патрули ходят с автоматами, а не горбатятся с лопатами и топорами; конечно, лестно быть Бойцовым Котом, но только не такой вот ночью, когда все спят кроме тебя – и сайвы…

Все остальное произошло мгновенно. Шорох и треск внизу, в зарослях, громадная чёрная туша, маслянисто блеснувшая в свете лун, слепо врезалась в опоры. Дерево хрустнуло, Анатолий инстинктивно схватился за поручни и, вместе с дозорной площадкой, рухнул, обдирая руки, в кусты за спиной тахорга. Чудовище двигалось дальше; в слепом приливном беге оно ничего не замечало и ни на кого не нападало, но впереди был посёлок… Зажмурившись от страха, Анатолий вскочил на ноги и нажал на спуск. Грохот оглушил его, отдача разворотила плечо – АК бился, как живой неукрощенный зверь. Тахорг взвыл, круто развернулся… Анатолий, ничего не соображая, всаживал очередь за очередью в три красных глаза, в чёрный провал пасти.

От корпуса интерната, от Периметра бежали вооружённые люди. Впереди – Голубев; на ходу он пытался закинуть на плечо пулемётную ленту, та неудобно болталась, соскальзывая и болтаясь за спиной уродливым хвостом. Капитан Котов на ходу стащил с плеча ремень, остановился, присел на колено и поднял пулемёт, держа его сверху, за цевьё. РПД выплюнул сноп огня; залязгала, задребезжала лента. Но это было лишнее – тахорг, получивший полтора десятка пуль прямо в башку, заваливался набок.