Третий — не лишний!

— Сейчас не время это обсуждать, — вдруг примирительно произнес Филлипэ и поставил меня в тупик. В такой позе я еще не стояла.

— Ее все равно нужно наказать! — раздраженно вмешался Эмилио. — Если бы она утонула, мы бы с тобой пожизненно в кулаки играли!

Филлипэ мгновенно скривился, видимо, представив себе этот брудершафт, и построжел:

— Мы обязательно выберем тебе наказание, драгоценная!

— Послушайте, — устало сказала я. — Мне действительно стыдно, что я заставила вас волноваться. Но мне бы хотелось объяснить…

— Дорогая, — раздул ноздри Эмилио. — Мы не нуждаемся в твоих объяснениях. Ты — женщина, и этим все сказано!

И тут у меня сорвало крышу! И резьбу, и гайки!

— Ах так! — подскочила я, забыв про усталость, разбитость и недомогание. — Значит, я для вас слабая никчемная женщина, способная только раздвигать ноги?

Все! Пошел выхлоп адреналина. Сейчас взлечу!

— Магдалена… — растерянно переглянулись мужчины.

— Мол-чать! — рявкнула я, упирая руки в бока. — В общем, так: или мы договариваемся, либо тренируйте свои кулаки! И я не шучу!

— Сладкая… — как маленькому ребенку засюсюкал Эмилио.

— Горькая! — рыкнула я, подскакивая к этому амбалу. — Когда на вас в следующий раз попрут браво, я отсижусь в кустах! За каким, блин, хреном… — тут я осеклась и обвела их глазами. Под нос: — Впрочем, я знаю за каким… — Громче: — Какого черта я вам помогала?

— Ты? — уставился на меня Филлипэ, как на последний рубль в кошельке. — Помогала?

— Нет, — фыркнула я. — Те мужики от счастья окочурились! Как увидели вас, таких красивых, с волшебными палочками в руках, так и скончались от разрыва сердца, что вы им не достанетесь!

— Ты что-нибудь понимаешь? — поинтересовался у друга синеглазый.

— Нет, — пожал тот широкими плечами. — Кроме двух вещей. Первая — нам пора. Вторая — вокруг нас творится что-то очень странное.

— Пошли, дорогая, — велел мне Эмилио, накидывая на плечи плащ. — Мы не можем тут больше оставаться. Слишком рискованно.

— А как насчет — «прости, любимая»? — перевела я взгляд с одной каменной физиономии на другую. — Нет? — изогнула бровь. — Тогда запомните один раз и навсегда: русская женщина в критических ситуациях таких коней на подлете отстреливает, чтобы по избам не шастали!

И пошла на выход, не дожидаясь ответа. Пусть хоть что-то останется за мной.

— Магдалена! — крикнул мне Филлипэ. — Стой, где стоишь! Там лестница!

— Да ты что? — нахмурилась я. — А я за все это время ее даже ни разу не заметила! Как же я ее умудрилась проглядеть? — и выскочила за дверь.

Когда два гиперзаботливых шовиниста выскочили за мной, то наблюдали, как их слуги начинали понимать, что инфаркт — это не просто красивое слово, потому что я радостно и с гиканьем съезжала по перилам вниз.

— Маруся! — простонал Филлипэ, плюхаясь на верхнюю ступеньку. — Ты могла убиться!

— Не-а, — хмыкнула я, разворачивая плащ, который я наскоро завязала вокруг талии. — но могла убить тебя. Или его, — ткнула пальчиком в Эмилио. О! — сообразила я. — Так я все ж таки Маруся! Может, мне еще пару раз с крыши спрыгнуть или в заводь сигануть, чтобы окончательно запомнили? — и сделала шаг на выход.

Эмилио сиганул вниз через перила. Я застыла и хлопнула ресницами.

— Никогда этого больше не делай! — схватил он меня в охапку, стискивая до хруста в ребрах.

— Нинзя… — пискнула я, отпихиваясь. — Низзя так давить!

— Ты могла пострадать! — Филлипэ припер вниз сумки и обвиняюще уставился на меня. — Посадить занозу, поставить синяк, подвернуть ногу!

Я фыркнула, хмыкнула и заржала.

— Истерика? — переглянулись мужчины.

— Не-а, — отдышалась я. Потом посмотрела на их недоумевающие лица и пояснила: — Ребята, а вы никогда не задавались вопросом, почему я оказалась в ловушке для мужчин?

— Случайность? — нахмурился Эмилио.

— Закономерность, — уверила его я. — Мальчики, я с восемнадцати лет занимаюсь дайвингом…

— Чем? — переспросил синеглазый.

— Погружением на глубину, — расшифровала я незнакомое для них слово. — Ныряю я. Исследую морское дно. И та кожа, которую вы сожгли — не шкурка царевны-лягушки, а костюм для глубоководного погружения.

— Ты хочешь сказать… — начал Эмилио, опуская меня на пол.

— Я не хочу, — мотнула головой. — А говорю — люблю экстрим. И синяки со ссадинами для меня не проблема. Я от этого не умираю. У меня даже пара переломов была… — Это я зря сказала. Оба побледнели до цвета простыни. — Давно.

— Больше не будешь, — поставил меня в известность Филлипэ, надевая на меня маску и отдавая слугам приказание тащить поклажу наружу.

— Кто сказал? — нахмурилась я.

— Я! — в один голос ответили мужчины.

— А вы мне кто? — прищурилась, выясняя.

— Мужья, — снова поднял меня на руки Эмилио.

— Временные, — поправила я их.

— Уже нет, дорогая, — сладко сказал Филлипэ, следуя за нами. — С сегодняшнего дня постоянные.

— Пипец! — только и смогла вымолвить я, начиная понимать всю степень трагизма.

Когда мы в начинающихся сумерках вышли во двор, меня постигло второе потрясение.

То, что стояло около крыльца, можно было охарактеризовать как «для опознания — выпить. Начинать с сорока градусов».