Третий не лишний

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. К непогоде… да, наверное, к непогоде. Знаешь, я в детстве очень любила свою бабушку. Кто-то сказал, что если подойти ночью к кровати, когда человек спит, и если из твоих глаз покажутся слёзы, нужно считать, сколько выкатилось слезинок. Значит, столько лет этот человек ещё проживёт. А я тогда еще девчонкой была. Вот встану ночью, подойду к кровати бабушки, стою, смотрю на неё, а слёзы из глаз ручьями льются. Постою, поплачу, и опять в свою кровать.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. И долго бабушка прожила?

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Да пожила.. Я уже школу заканчивала, она и умерла. Царство ей Небесное! (Крестится.) Хорошая была. Никогда не крикнет, ни о ком не скажет плохого слова. Всё-то у неё в руках горело. И умерла славно. Все полы в доме перемыла, а ей, почитай, к восьмидесяти подходило, воду из ведра вылила, присела на мытое крылечко отдохнуть. Головку к перилам прислонила и умерла. На лице у неё такое спокойствие было, будто ангел небесный её крылом осенил. Вот так бы и мне умереть: тихо, спокойно и никому не в тягость.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Катя, что это мы всё о грустном, да о грустном! Давай мы тебя с Мухтаром повеселим. Мухтар, ко мне! Сидеть! Лежать! Танцуй!

Николай Макарович с Мухтором веселят Екатерину Романовну.

Николай Макарович берёт балалайку, играет, Мухтар «поёт».

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Спасибо, мои дорогие, повеселили! Только устала я…поспать бы.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Ну, ну… Ты поспи, время позднее. Да и я лягу, отдохну. Тоже устал сегодня, набегался.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Отдохни, отдохни. Спокойной ночи.

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Спокойной.

Николай Макарович притушил свет и лёг на свою кровать. В комнате полумрак.

Через некоторое время он встаёт, садится на кровать жены и смотрит на неё.

Екатерина Романовна просыпается.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Ты чего, Коленька?

НИКОЛАЙ МАКАРОВИЧ. Хотел поплакать, а слёз нет, Катенька, плакать не умею. Ты живи … Катенька…Как я без тебя?

Сидят обнявшись.

Свет гаснет.

Картина 5

Загорается свет. Та же комната.

В комнате стол, покрытый скатертью, на столе стоит фотография Николая Макаровича с чёрной траурной лентой, тарелка с блинами.

За столом сидит Екатерина Романовна.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Сегодня уж сорок дней, как нет моего Коленьки. Ушёл сокол мой, оставил меня одну-оденёшеньку. Не подумал, как буду жить без него. Давай, Мухтар, помянем душу его, чтоб хорошо ему было на небесах, легко. (Даёт блин собаке, ест сама.) Ушёл Коленька, даже поговорить не с кем. Целыми днями всё молчу, молчу, слово сказать не кому. Его нет, а газеты приходят. Вон целая стопка набралась, а читать не могу, больно буковки маленькие. Сколько в мире новостей, всё пишут и пишут, а чего пишут, кто их знает. Был бы Николай Макарович, он бы мне рассказал, разъяснил, что к чему. Надо хоть Мишке-соседу отдать, может, сгодятся на что.

На улице уже похолодало, а у Коленьки ни пуловера, ни тёплого шарфика нет. Хотя, ему уже ничего не надо! Мухтар, ты ближе к природе, узнай у него, может, что надо? (Собака отворачивается и ложится задом к ней.) Значит, не надо! Ну, не надо и не надо…

А как пел мой Коленька. Помнишь, Мухтар? В молодости все девчонки на него засматривались, а выбрал он меня. А потом мы вместе пели. Он, наверное, слышит нас на небесах-то? Как думаешь, Мухтар?

МУХТАР. Гав!

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Конечно, слышит. Я тебе, сейчас, Николай Макарович, песню спою, которую ты любил. Вот послушай.

Поёт песню.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Изболелось у меня всё внутри по тебе, Коленька. Скоро, видать, встретимся. Да и делать мне здесь нечего одной. Мухтара я к Клаве в магазин пристроила. Она его не обидит.

Мухтар скулит.

ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА. Что ж делать, Мухтарушка? С собой я забрать тебя не смогу.

Подходит к входной двери, открывает замок, чуть приоткрывает дверь.

Садится в кресло. Мухтар беспокойно бегает от входной двери

к Екатерине Романовне и обратно, лает.