Третий пояс мудрости. (Блеск языческой Европы)

Вторым шагом явился откуп — пожертвование животного вместо человека или части вместо целого. Племена, приносившие жертвы «водным путем» (утопление), стали заводить их в воду на определенное время или просто обливать. Так родился обряд крещения, символизировавший, кроме того, возрождение после смерти. Племена, предпочитавшие кровавые жертвы, ограничивались отсечением определенной части тела. Так появились обряды обрезания и эксцизии, возник сложный ритуал инициаций. Вероятно, с этим же нужно связать широко практиковавшееся калечение рабов, должников, преступников и пленных: выкалывание глаз, отрезание языка, носа или ушей, вырывание ноздрей, отсечение руки или ноги. Постепенно весь арсенал этих действий превратился в систему пыток, тоже посвящавшихся богам.

Все остальные боги Карфагена были мирными. Впрочем, даже Ваал, бог природных стихий, одновременно исполнял обязанности подателя жизненных благ. Когда его убил бог смерти Мот, жена (и сестра) Ваала — Анат воскресила его довольно оригинальным способом: она проткнула Мота серпом, доставила его труп на гумно и молотила цепом до тех пор, пока Ваал не воскрес. Поэтому Анат считалась богиней плодородия и любви, воскреси* тельницей природы и олицетворением супружеской верности.

Постепенно культ Ваала и Анат трансформировался, и наряду с Анат появилась еще одна богиня любви и плодородия — Ашторет, или Астарта (вавилонская Иштар, греческая Рея). Кроме того, она имела отношение к Луне и изображалась всегда с голубем — символом небесной стихии и любви (с этими функциями голубь попал и в христианские мифы). Возлюбленный Ашторет Адон (Господин), больше известный под греческим именем Адонис и еврейским Адонай (тайное имя верховного бога Яхве), тоже был богом плодородия. Если история воскрешения Ваала лишь весьма отдаленно напоминает миф об Усире, то культ Адона фактически сливается с ним, переплетаясь к тому же с культом шумеро—вавилоно—финикнйского бога воды и плодородия Таммуза, ежегодно умирающего и воскресающего, как египетский Усир. Центром этих верований был ливанский город Афака, откуда, по преданию, происходил Адон (в Финикии Адон считался также уроженцем Библа и его покровителем).

Ежегодно весной карфагеняне отмечали праздник Адона по специально разработанному ритуалу. Сначала Карфаген погружался в глубокий траур: в этот день воды реки Адона в далекой Финикии становились красными из-за определенных свойств почвы. Это, конечно, была кровь возлюбленного Астарты, растерзанного в горах (где был исток реки) диким вепрем. На алтаре торжественно закалывали кабана — воплощение Адона — и поминали усопшего бога общественной трапезой. Женщины с воплями обрезали волосы, расцарапывали лица, раздирали одежды, к Элу возносились молитвы о даровании жизни Адону. И он воскресал. Жрецы предъявляли народу нового священного кабана — живого и невредимого. Безмерный траур сменялся столь же необузданным весельем, плясками и песнями. На улицы выносили корзины с цветами и злаками (чаще всего ячменем и пшеницей) — «адоновы сады» — и за ними тщательно ухаживали в течение восьми дней. Греки тоже почитали Адониса как божество плодородия. Его отождествляли с Дионисом и считали возлюбленным Афродиты и Персефоны, с которыми он по личному указу Зевса проводил время поочередно — летом с Афродитой на этом свете, зимой с Персефоной — на том.

Подобные мистерии разыгрывались и в честь Мелькарта. Вероятно, это были большие театрализованные представления, длившиеся несколько дней. Изображение Мелькарта, вырезанное из ствола оливы (его символом была масличная ветвь), торжественно сжигалось. По городу шли траурные процессии, и их участники, наэлектризованные служителями культа (жрецов в Карфагене не было), с громкими заклинаниями наносили себе ритуальные увечья. Скорее всего, эта режиссура была заимствована у египтян, устраивавших потасовки деревянными дубинками в честь Хора. Младшего. Оттуда она распространилась и в мусульманские страны, воплотившись в празднике шахсей—вахсей. Затем пепел Мелькарта хоронили в особом тофете. После этого начинался праздник: актеры, исполнявшие роли Мелькарта и Астарты, вступали в торжественный брак, а тем временем из ствола оливы вырезался новый фетиш и предъявлялся ликующему народу. Мелькарт начинал новую жизнь. Это — единственные случаи изготовления статуй Мелькарта, в его храмах они были запрещены.