Третий полицейский

Перед приходом старика мы с Дивни вырыли у дороги глубокую яму, заботливо сохраняя в целости куски дерна. Теперь я панически потянул тяжелую грязную фигуру с места, где она лежала, перетащил ее с огромным усилием через канаву в поле и сбросил в дыру. Потом я помчался обратно за лопатой и в безумной, слепой ярости стал бросать и заталкивать землю назад в яму.

Яма была почти полна, когда я услышал шаги. Оглянувшись в великом замешательстве, я увидел безошибочно знакомый силуэт Дивни, осторожно перебирающегося через канаву в поле. Когда он подошел, я безгласно указал лопатой на яму. Без единого слова он пошел туда, где лежали велосипеды, вернулся со своей лопатой и размеренно трудился вместе со мной, пока цель не была достигнута. Мы сделали все возможное, чтобы скрыть всякий след происшедшего. Тогда мы очистили ботинки травой, привязали лопаты и пошли домой. Несколько человек, повстречавшихся нам на дороге, во тьме пожелали нам доброго вечера. Уверен, что они приняли нас за двух усталых рабочих, возвращающихся домой после тяжелого трудового дня. Они были недалеки от правды.

По дороге я сказал Дивни:

— Где вы были все время?

— Делал большое дело, — ответил он.

Я подумал, что он имеет в виду определенную нужду, и сказал:

— Вы могли бы, конечно, потерпеть и сходить потом.

— Это не то, что вы думаете, — ответил он.

— Ящик у вас?

Тут он обратил ко мне лицо, скривил его и положил палец на губу.

— Не так громко, — прошептал он. — Он в безопасном месте.

— Но где?

Его единственным ответом мне был палец, еще тверже прижатый к губе, и длинный шипящий звук. Этим он давал понять, что упоминание о ящике даже шепотом — самое глупое и опрометчивое изо всех возможных для меня действий.

Когда мы дошли до дому, он отправился помыться и надел один из своих нескольких воскресных синих костюмов. Вернувшись туда, где сидел я, жалкая фигура у кухонного огня, он приблизился ко мне с очень серьезным лицом, указал пальцем в окно и крикнул:

— Это случайно не ваш сверток на дороге? Потом он испустил вопль смеха, казалось

расслабивший все его тело, обративший глаза во лбу его в воду и сотрясший весь дом. Окончив, он вытер с лица слезы, вышел в лавку и издал звук, который можно издать, только быстро вытащив пробку из бутылки виски.

За последовавшие недели я спросил у него, где ящик, сто раз тысячью различных способов. Он ни разу не отвечал одинаково, но ответ был всегда один и тот же. В очень безопасном месте. Пока все не уляжется, чем меньше об этом говорить, тем лучше. Я глух и нем. Настанет срок — отыщется. По сохранности это место выше Английского банка. Грядут славные времена. Было бы жаль все испортить поспешностью или нетерпением.

Вот почему мы с Джоном Дивни стали неразлучными друзьями, и вот почему я ни разу за три года не выпустил его из виду. Я знал, что он, грабящий меня в моем собственном кабаке (грабящий даже моих посетителей) и погубивший мою ферму, достаточно бесчестен, чтобы, представься ему возможность, украсть мою долю денег Мэтерса и сбежать. Я знал, что не может быть никакой необходимости ждать, «пока все уляжется», ибо исчезновение старика было едва замечено. Говорили, что он злой человек с заскоком и что уехать, никому не сказавшись, как раз в его характере.

Если я не ошибаюсь, я уже говорил, что отношения своеобразной физической близости, установившиеся между мной и Дивни, становились все более невыносимыми. В последние месяцы я надеялся спровоцировать его на вынужденную капитуляцию, делая свое общество нестерпимо близким и неумолимым, но в то же время стал носить при себе небольшой пистолетик на случай столкновения. Одним воскресным вечером, когда мы оба сидели на кухне — оба, кстати, по одну и ту же сторону от огня, — он вынул изо рта трубку и повернулся ко мне.

— Вы знаете, — сказал он, — я думаю, все улеглось.

Я только закряхтел.

— Вы меня понимаете? — спросил он.

— А ничего другого и не было, — ответил я кратко.

— Я хорошо разбираюсь в таких делах, — сказал он, — и вы себе просто не представляете, в какие провалы попадает человек, если слишком торопится. Чем осторожнее, тем оно лучше, но все равно, я считаю, все достаточно улеглось, чтобы было уже безопасно.

— Я рад, что вы так считаете.

— Грядут славные времена Завтра я достану ящик, и мы разделим деньги прямо здесь, на этом столе.

— Мы достанем ящик, — сказал я, с чрезвычайной тщательностью выговаривая первое слово. Он посмотрел на меня долгим обиженным взглядом и печально спросил, неужели я ему не доверяю. Я ответил, что начатое вдвоем надо вдвоем и закончить.

— Ладно, — сказал он очень раздосадованно. — Жаль, что вы мне не доверяете, и это после всех трудов, которые я положил, чтобы все здесь привести в порядок, но я покажу вам, каков я человек, — я дам вам самому достать ящик. Завтра я вам скажу, где он.

Ночь я из осторожности проспал, как обычно, с ним. На следующее утро настроение у него было получше, и он с большой простотой сказал мне, что ящичек спрятан в пустом доме самого Мэтерса под досками пола комнаты справа от прихожей.

— Точно? — спросил я.