Третий прыжок кенгуру (сборник)

Никодим Сергеевич от неожиданности опешил, отстранился было, попристальнее вгляделся в окликнувшего и, установив в нем определенное сходство со школьным другом, ответил изумленно:

– Чайник, ты ли?

Сомнения тут же развеялись, и друзья, как и в тот раз, завернули в ближайшее кафе, чтобы выложить друг другу энное количество информации о жизни и делах.

На этот раз речь вел не один Аскольд, о жизни за прошедший отрезок времени рассказывал преимущественно Никодим Сергеевич, много поездивший, много поработавший и много повидавший. Кузину было что рассказать и в чем отчитаться.

С новой мудренейшей машиной – истинным чудом века – успешно справились соединенными усилиями выдающихся умов стран социалистического содружества. Интегрированные производственные возможности позволили преодолеть множество казавшихся неодолимыми труднейших технических задач. Работа увенчалась полным успехом, обогатила новым бесценным опытом и новыми знаниями, окрылила и возвысила каждого, кто трудился над осуществлением столь грандиозного проекта.

Никодим Сергеевич, как глава всего дела, испытал небывалый подъем творческих сил, несмотря на изматывающий режим работы в течение долгих месяцев. На радостях он совершил поездку по Европе, выступал с лекциями с кафедр Брюсселя и Стокгольма, Сорбонны и Оксфорда, Лейпцига и Милана. И везде его слушали с захватывающим вниманием.

Кузина избрали членом двух зарубежных академий и облачили в мантию почетного доктора Оксфордского университета. В зарубежных научных кругах его считали одним из наиболее вероятных претендентов на Нобелевскую премию.

После поездки по Европе Никодим Сергеевич подгонял «хвосты» у себя в институте, работал много и самозабвенно, неделями не выходя из лаборатории, потому что молодежь, работающая в его коллективе, оказалась чудовищно талантлива и трудоспособна, на лету схватывала идеи шефа, остроумно развивала их и конкретизировала, и благодаря этому удалось напридумывать черт-те чего!

Очень много времени отняло производственное воплощение «чудненьких», по выражению Кузина, напридуманных его ребятами разных штуковин. Несколько месяцев кряду пришлось жить на заводе. А потом, без передыху, опять поездка за рубеж, на этот раз аж за океан, – не только в Северную, а и в Южную Америку. Повидать пришлось всего новое множество.

– Ах, и хороша планета! – с энтузиазмом закончил свой рассказ Никодим Сергеевич. – Мала, а хороша. И разнообразна на удивление. Давай-ка, Чайник, тяпнем за это! – поднял рюмку Кузин.

Друзья чокнулись и с удовольствием выпили.

– Ну, а ты как? Доложи-ка вкратце, – обратился Никодим Сергеевич к другу.

– А я хоть по заграницам и не езжу, но на жизнь грешно жаловаться. Твоя машина меня полностью раскрепостила, из ямы, можно сказать, вытащила. Человеком стал. Опять в сады поэзии вернулся. Век тебе обязан за это. Ты – настоящий друг!

– Ну, ну, не перехваливай, а то зазнаюсь.

– Нисколько не перехваливаю. Истинно говорю – спас, воскресил. Если бы не твоя машина, погиб бы Аскольд Чайников. И некрологом не почтили бы. Всем обязан тебе и твоей машине.

– Да о какой машине ты говоришь? – Никодим Сергеевич успел забыть о содеянном благодеянии.

Чайников напомнил.

– А, это моя старушка, – изумился Кузин и полюбопытствовал: – Как же она ведет себя?

– Все отлично, трудится исправно, – радостно доложил Аскольд и добавил: – Даже одного гения открыла!

– Да что ты! – изумился пуще прежнего Никодим Сергеевич.

– А ты разве не слыхал о молодом гениальном писателе? – в свою очередь подивился Чайников.

– Каюсь, не уследил.

– Это даже технарю непростительно, – попрекнул Аскольд друга. – Пресса о нем столько шумела…

– Работа же отнимает все время, газеты лишь бегло проглядываю, вчитываться недосуг. Откладываю на потом, а через некоторое время жена с моего же одобрения все их выбрасывает… Кто же этот гений, мой, так сказать, первенец или крестник, как его зовут?

– Аким Востроносов.

– Аким Востроносов? Востроносов, Востроносов – не припоминаю, – и съязвил: – Что ж, фамилия демократическая для гения, а ведь гении – избранники. Ну пусть будет Востроносов, дело не в фамилии. Что же он такое выдающееся сочинил?

– Две повести, – с готовностью доложил Чайников. – «Наше время» и «Двое под луной».

– И пользуются успехом?

– Читают нарасхват. Читатель у нас агрессивный, за книгой взапуски бегает. Сам знаешь.

– Так что, раздобыть будет трудно?

– В любой библиотеке есть. Тираж повестей Акима перевалил за десять миллионов! И в «Роман-газете» печатались, и массовыми дешевыми изданиями выходили.

– Постараюсь достать, – пообещал Кузин.

– Зачем доставать? Обижаешь. Я тебе с благодарственными надписями автора завтра же приволоку, – горячо пообещал Аскольд. – Аким тебе всем обязан. Ученого Кузина за отца родного почитает. Рад будет познакомиться и лично отблагодарить.

– Лестно, конечно, получить книгу с автографом гения. Буду ждать с нетерпением.

– Считай, что обе повести у тебя на полке и с самыми искренними благодарностями Акима.