Третий рейх

Нюрнбергский процесс. Узник Шпандау

Война Германией была проиграна, и вот 8 октября 1945 года Рудольф Гесс, одетый в форму Люфтваффе и летные ботинки, покинул Мейндифф-Корт, чтобы как военный преступник вместе с другими нацистскими лидерами предстать в Нюрнберге перед судом. Он взял с собой заявления, признания и копии писем, написанных им в заключении, а также образцы еды, медикаментов и шоколада – для того, чтобы передать их на экспертизу. Все это, аккуратно завернутое, запечатанное, пронумерованное и подписанное, он предполагал использовать для своей защиты как вещественные доказательства, подтверждающие его подозрения в том, что британцы намеревались его отравить.

На Нюрнбергском суде рассматривали дела двадцати двух «главных военных преступников». Их всех поместили в тюремный блок, примыкающий к зданию суда. Гесса заставили отдать все его записи и образцы пищи. Тут заключенный вполне ощутил тяготы настоящего тюремного заключения и пренебрежительное отношение к себе.

Он вновь решил разыграть амнезию. На суде он не мог вспомнить, где родился, как не помнил и подробностей своей жизни, он не узнал Геринга, с которым ему устроили очную ставку, утверждая, что его память не сохранила никаких воспоминаний об этом человеке. «Не узнал» он и Карла Хаусхофера, лишь сказав, что «врачи обещают, что память вернется». На встречи приводили фон Папена, Эрнста Боля (который переводил письмо к Гамильтону), снова Хаусхофера (который пять месяцев спустя вместе с женой Мартой покончил жизнь самоубийством), а также его бывших секретарш, Хильдегард Фат и Ингеборг Шперр. Он так и не вспомнил, что когда-либо виделся с ними (этот случай впоследствии мучил его несколько лет, поскольку Хильдегард разразилась слезами).

Однако тюремный психиатр Келли усомнился в амнезии Гесса. А к середине октября он пришел к недвусмысленному выводу о том, что заключенный Гесс является психически здоровым и дееспособным неврастеником истерического типа, а его амнезия происходит от самовнушения и сознательной симуляции истерической личности.

Гесса осматривали и другие психиатры, которые также пришли к выводу, что душевнобольным он не был, а его амнезия сформировалась на основе подсознательного стремления к самозащите, а также намеренной и сознательной склонности к ней. (Кстати, в какой-то момент даже возникли подозрения, что Гесс по приказу Черчилля был тайно казнен, а человек, привезенный в Нюрнберг и выдающий себя за Гесса, его двойник.)

20 ноября начался судебный процесс. Гесс, в отличие от других обвиняемых, вел себя апатично и спокойно. Он только один раз вышел из этого состояния – когда демонстрировали фильм о концентрационных лагерях. Гесс твердил: «Не верю, не понимаю!..» Вскоре после этого случая, когда встал вопрос о признании недееспособности Гесса, он выступил перед судом, несмотря на протесты защитника, с сенсационным заявлением о том, что память вновь к нему вернулась и что причины, побудившие его симулировать потерю памяти, имели тактическую природу. Он особо подчеркнул, что несет полную ответственность за все, что сделал, подписал – лично или вместе с другими.

Рассмотрение дела Гесса началось 7 февраля. Ему предъявили четыре пункта обвинения: заговор против мира и человечества; планирование и развязывание завоевательных войн; военные преступления, включая убийства и злодеяния по отношению к гражданскому населению; преступления против человечества, включая насаждаемый и систематический геноцид. Поскольку почти не было обнаружено документов, связывающих его с конкретными решениями, обвинение сделало основной упор на то, что его участие в названных преступлениях было обусловлено самим его положением в нацистской партии и правительстве.

Между тем Гесс вновь стал страдать потерей памяти. Первые признаки этого доктор Джильберт обнаружил у него в конце января; в феврале состояние его прогрессивно ухудшалось, и, как записал Джильберт в отчете, к началу марта «он вернулся к состоянию полной амнезии». Джильберт считал амнезию Гесса подлинной. Такого же мнения придерживался другой тюремный психиатр, полковник У. Г. Данн, полагавший, что потеря памяти спровоцирована участием Гесса в судебных процедурах и знакомством с бессчетным количеством доказательств преступлений и злодеяний, совершенных нацизмом: амнезия служила ему защитой от ужасов реальности, с которой он столкнулся.

Здесь нас поджидает еще одна загадка: неужели же он до этого не понимал, какие ужасы творятся в Третьем рейхе? Была ли амнезия Рудольфа Гесса реакцией на новые сведения об ужасах войны и зверствах нацистов, или это была «новая игра»?