Третий Рейх

По свидетельству Кейтеля 23 апреля: «В конце совещания я попросил фюрера уделить мне несколько минут для разговора наедине. Гитлер согласился разговаривать со мной только в присутствии Йодля и Кребса. Я понял, он хочет заручиться поддержкой свидетелей. Спокойно и с чувством глубокой внутренней убежденности он еще раз изложил уже известные мне мотивы. Он остается в Берлине. В какой-то мере его присутствие удержит население от паники и заставит солдат сражаться до последнего человека и последнего патрона. Так, как это было в Восточной Пруссии. Войска держались только за счет боевого духа до тех пор, пока Ставка находилась в Растенбурге. Фронт рухнул, как только он был вынужден покинуть передний край. То же самое будет и в Берлине – от его присутствия на переднем крае обороны зависит успех деблокирования немецкой столицы и судьба Рейха. В заключение Гитлер приказал мне завтра же выехать в расположение штаб-квартиры Венка и еще раз объяснить командирам, что фюрер и верховный главнокомандующий не сомневается в том, что они выполнят свой долг и защитят столицу Рейха. На этом разговор закончился, он молча пожал мне руку и покинул нас».[226]

В тот же день Кейтель в последний раз попытался убедить фюрера покинуть Берлин: «Я без вызова зашел в комнату отдыха и буквально с порога обрушил на него град вопросов. Что делать нам, Йодлю и мне, если русские прорвутся с севера, отрежут Крампниц от Берлина, и мы потеряем связь со Ставкой? Отдан ли приказ о начале переговоров с противником? Если да, то кто будет их проводить? и т. д. Фюрер совершенно спокойно ответил, что время думать о капитуляции еще не настало. Что касается переговоров, то их следует начинать, как только под Берлином будет достигнут хотя бы частный успех. Я был не вполне удовлетворен разъяснениями фюрера – тогда он добавил, что по его распоряжению рейхсминистерство иностранных дел уже давно ведет зондаж почвы на предмет заключения соглашения с Великобританией по итальянскому вопросу. Сегодня он даст дополнительные инструкции фон Риббентропу, а большего он пока сказать не может».[227]

Это была последняя встреча Гитлера и Кейтеля.

К тому времени Гитлер уже нисколько не сомневался, что никакой удачи для вермахта больше не будет и что Берлин падет в течение одной-двух недель. По свидетельству начальника Генштаба люфтваффе генерала Карла Колера, находившегося в рейхсканцелярии, фюрер еще 22 апреля приказал сжечь все свои личные бумаги и явно готовился к смерти. Так что слова об «успешных» боях и «шансах на все еще возможный успех» предназначались лишь для ободрения генералитета, чтобы не допустить преждевременной капитуляции. Гитлер хотел умереть во главе еще сражающегося Берлина и вермахта.

В ночь на 24 апреля он издал приказ о расформировании Верховного главнокомандования сухопутных войск и передаче его функций Верховному главнокомандованию вооруженными силами Германии и о слиянии Генерального штаба сухопутных войск со ставкой вермахта под общим руководством генерала Йодля.

29 апреля Гитлер и Ева Браун сочетались законным браком. После этого Гитлер продиктовал Гертруде Юнге тексты двух завещаний: политического и частного. Душеприказчиком он определил Мартина Бормана. Копии завещаний должны были быть переданы адмиралу Деницу, которого Гитлер избрал своим преемником, и фельдмаршалу Шёрнеру, которого он назначил главнокомандующим сухопутной армией.

В политическом завещании Гитлер писал: