Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Разрушение иллюзий Шуленберга быстро сделало его крайне враждебным к режиму. Однако в отношении подавляющего большинства госслужащих сила традиции и инерции оказались гораздо сильнее. Государственная служба занимала особое место в немецком обществе и политике с момента своего образования в Пруссии восемнадцатого века. Некоторые идеалы служения нации, презрения к политике и веры в эффективное управление дожили до двадцатого века и определяли отношение служащих к нацистам. Строгие бюрократические процедуры, формальные правила, изобилие званий и должностей и многое другое выделяли государственную службу в качестве особого института с особым самосознанием. Его нелегко было заменить. Некоторые продолжали службу в интересах нации, которую, по их мнению, государственная служба всегда представляла. Других привлекал авторитарный стиль Третьего рейха, его упор на национальное единство, устранение публичных политических конфликтов и, возможно в первую очередь, эффективное устранение целого ряда ограничений на бюрократическую деятельность. На смену подотчетности пришла эффективность, что также было привлекательно для многих служащих. В каждом министерстве в Берлине, каждом региональном и местном управлении госслужащие подчинялись законам и декретам, переданным им Гитлером, Герингом и другими министрами для исполнения, потому что они считали это своим долгом. Инакомыслие, разумеется, было искоренено в 1933 году, однако подавляющее большинство немецких бюрократов в любом случае были крайне консервативны и верили в авторитарное государство, считали коммунистов и даже социал-демократов предателями и поддерживали возобновление национальной экспансии и перевооружение[1096].

Одним из таких бюрократов, во многом очень типичным для своего времени, был Фридрих Карл Гебенслебен, сотрудник управления городского планирования в Брауншвейге, объемная семейная переписка которого случайно сохранилась и содержит подробное описание положения среднего класса при Третьем рейхе. Карл Гебенслебен родился в 1871 году, в год объединения Германии, получил образование инженера и работал в системе железных дорог Берлина до прихода на свой пост в 1915 году. Он безусловно был человеком большой честности, ему доверяли коллеги, и в начале 1930-х годов он сочетал свой административный пост с должностью помощника мэра города. Его жена Елизавета родилась в 1883 году и происходила из процветающей фермерской семьи, как и он сам. Пара была одним из столпов брауншвейгского общества, они часто посещали концерты и поддерживали местный театр, их видели на всех важнейших общественных празднованиях, приемах и других подобных мероприятиях. Их дочь Ирмгард родилась в 1906 году, она вышла замуж за голландца, и большинство семейных писем было адресовано ей в Голландию. Их сын Эберхард родился в 1910 году, изучал право в нескольких университетах, включая Берлин и Гейдельберг, что было нормальной практикой в то время, и планировал сделать себе карьеру на государственной службе рейха. В целом это была крепкая, традиционная буржуазная семья. Но в начале 1930-х годов они явно находились в состоянии глубокой тревоги, обеспокоенные в первую очередь страхом перед коммунистической или социалистической революцией. Елизавета Гебенслебен в своем письме дочери 20 июля 1932 года выражала распространенное в то время мнение о том, что Германии угрожала смертельная опасность со стороны коммунистов, которых поддерживали и подстрекали социал-демократы. Она считала, что страна была наводнена русскими агентами, а насилие на улицах было началом запланированной дестабилизации страны. Таким образом, любые меры по предотвращению угрозы были оправданны[1097].

Задолго до прихода нацистов к власти Елизавета Гебенслебен стала почитательницей Гитлера и его движения. «Эта готовность нести жертвы, этот горящий патриотизм и идеализм!» — восхищалась она в 1932 году, наблюдая демонстрацию нацистской партии. — И в то же время такая строгая дисциплина и контроль!»[1098]. Неудивительно, что она горячо поддержала новое коалиционное правительство под руководством Гитлера, назначенное 30 января 1933 года, — в последний момент, как думала она, наблюдая за демонстрацией коммунистов против этого назначения («Не слишком ли поздно Гитлер встал у руля? Большевизм пустил намного, намного более глубокие корни в сознании людей, чем этого можно было ожидать»)[1099]. Поэтому массовое, грубое насилие, обрушенное нацистами на своих противников в последующие месяцы, не заставляло ее не спать по ночам. «Эти безжалостные, решительные действия национального правительства, — писала она 10 марта 1933 года, — могут отвернуть от него часть людей, но совершенно очевидно, что сначала необходимо провести коренную чистку, в противном случае не удастся начать восстановление»[1100].