Похожим образом режим все чаще стремился реализовывать свою политику за счет террора. Любимым приемом работодателей были угрозы в адрес нарушителей спокойствия об увольнении и немедленном переводе на строительство «Западного вала». Это не имело особого успеха. Потеряв терпение, некоторые предприниматели начали обращаться в гестапо с просьбой внедрить своих агентов в среду рабочих для отслеживания случаев тунеядства и отлынивания от работ. Начиная со второй половины 1938 года трудовое законодательство стало пополняться все более жесткими санкциями за такие нарушения, как отказ от работы и даже курение и распитие алкогольных напитков на рабочем месте, однако эти меры были довольно малоэффективными, а суды оказались переполненными такими делами, которые требовали слишком много времени на рассмотрение. В августе 1939 года администрация Трудового фронта на заводе «И.Г. Фарбен» в Вольфене оповестила всех рабочих о том, что в будущем все халтурщики будут передаваться в гестапо без суда. Уже в апреле четыре компании в Нюрнберге обратились в гестапо с просьбой заняться выявлением сотрудников, саботирующих работу. На железнодорожном машиностроительном заводе в Дрездене гестапо два раза в неделю даже проводило обыски у рабочих без объяснения причин. Заводы, занимавшиеся производством оружия и боеприпасов, часто волновались из-за возможного шпионажа и диверсий. И первыми кандидатами на арест были бывшие коммунисты и социал-демократы, несмотря на то, что они уже давным-давно прекратили свою политическую активность. Осенью 1938 года на авиационном заводе «Хейнкель» в Ростоке и Варнемюнде, где рабочие имели относительно привилегированное положение и хорошую зарплату, заводская полиция арестовывала сотрудников практически каждый день, действуя по доносам шпионов, внедренных в рабочую среду. На многих предприятиях рабочих арестовывали за саботаж, когда они протестовали против снижения ставок оплаты или ухудшения условий труда. Вмешательство гестапо на некоторых фабриках достигло такого уровня, что даже владельцы начали протестовать. После ареста 174 сотрудников военного завода в Глейвице в 1938 году работодатели добились их освобождения через сутки, объяснив гестапо, что на некоторую критику в адрес режима со стороны рабочих можно закрывать глаза, иначе производство остановится, а это совершенно точно не было в интересах страны[1179]
.Давление и фрагментация политической и организационной жизни заставляли людей стремиться к реализации личных целей: получить постоянную работу, жениться, завести детей, улучшить жилищные условия, съездить в отпуск. Именно поэтому столько немцев вспоминали «Силу через радость» такими теплыми словами после войны. Вместе с тем, обращаясь к этому периоду, они с трудом могли не только вспомнить общественные события, но и просто восстановить свои воспоминания в хронологическом порядке. Время с 1933 по 1939 год или даже по 1941 год стало размытым пятном в памяти людей, когда рутина частной жизни делала один день неотличимым от другого. Для многих экономические достижения стали единственной реальной целью, политика стала бессмысленным раздражающим цирком, в ней невозможно было участвовать сколько-нибудь независимо или самостоятельно, поэтому в ней не имело смысла участвовать вообще, кроме тех мероприятий, где это было обязательно. С этой точки зрения 1939 год вызывал некоторую ностальгию, это был последний год относительного мира и процветания перед погружением в водоворот войны и разрушения, нищеты и смерти, который длился до 1948 года. Именно в середине и конце 1930-х годов были заложены основы трудолюбивого, относительно аполитичного немецкого общества времен «экономического чуда» 1950-х годов. К концу 1930-х годов огромная масса немецких рабочих смирилась, часто с той или иной степенью неприязни, с Третьим рейхом. Они могли скептически относиться к его базовым идеологическим установкам, с раздражением принимать постоянные призывы к одобрению и поддержке и испытывать глубокое недовольство из-за того, что он не смог обеспечить должный уровень экономического благополучия. Они могли жаловаться на многие аспекты жизни и в душе презирать многих его руководителей и институты. Однако многие люди признавали, что режим дал им постоянную работу и смог преодолеть, неважно какими средствами, экономические невзгоды и падения веймарского периода. Достаточно было только этого, чтобы большинство немецких рабочих готовы были мириться с ним, особенно учитывая то, что возможности организованного сопротивления были так малы, а цена за выражение недовольства была так высока. На немецких заводах и производствах в канун Второй мировой войны было широко распространено неформальное и индивидуальное недовольство, но его нисколько нельзя было назвать оппозицией, не говоря уже о сопротивлении, и оно ни в коей мере не порождало ощущения кризиса у правящей элиты Третьего рейха[1180]
.