Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Однако вступив в нацистский Союз немецких девушек, она решила, что «открытый разрыв» со своей еврейской школьной подругой «…был моим долгом, потому что ты мог делать только одно из двух: либо дружить с евреями, либо быть национал-социалистом»[1296].

Машман позже вспоминала, что, вынужденные постоянно выслушивать антисемитскую пропаганду, она со своими друзьями из среднего класса считали ее весьма вульгарной и часто смеялись над нелепыми попытками убедить их в том, что евреи проводили ритуальные убийства или подобные преступления. Будучи образованными людьми, они с презрением относились к скандальному антисемитскому «Штюрмеру». Однако хотя она не принимала участия в насильственных акциях или бойкотах, Машман считала, что те были оправданны, и говорила себе: «Евреи — это враги новой Германии… Если евреи сажают ростки ненависти к нам по всему миру, они должны понять, что у нас в руках есть заложники из числа их самих». Позже она подавляла память о насилии, виденном ей на улицах, а «с годами мне все легче удавалось быстро отвлекаться в таких ситуациях. Это был единственный способ, несмотря ни на какие обстоятельства, не допустить натиска сомнений в правильности того, что происходило»[1297]. Похожие процессы рационального объяснения и моральных уступок были характерны и для многих других.

IV

С сентября 1935 года антисемитизм стал принципом, определявшим как общественную, так и частную жизнь. Бывший краеугольным камнем нацистской идеологии с самого начала, теперь он стал пронизывать более обширные слои немецкого общества глубже, чем когда-либо. Теперь вся государственная служба занималась претворением в жизнь нюрнбергских законов. Судьи, прокуроры, полицейские, гестапо и другие правоохранительные органы тратили все больше времени на реализацию антисемитского законодательства. Городские советы и их сотрудники в библиотеках, бассейнах и других муниципальных учреждениях выполняли антисемитские постановления. Владельцы гостиниц, магазинов (многие из которых защищали себя, вывешивая таблички, на которых указывалось, что они представляют собой «настоящие арийские предприятия»), торговцы, бизнесмены, люди всех профессий знали о законах против евреев и не колебались при их исполнении. Конечно, тайные отчеты социал-демократов были заполнены примерами того, как отдельные землевладельцы и хозяева ресторанов закрывали глаза на уведомления о необходимости запретить доступ для еврейских клиентов. Тем не менее все это имело свой эффект. Вместе с усиливавшейся экономической маргинализацией нюрнбергские законы стали важным шагом по направлению к устранению евреев из немецкого общества. Их изоляция стала намного сильнее, чем раньше, после сентября 1935 года[1298].

Третья мера, предложенная на Нюрнбергском партийном съезде 1935 года, названная нацистами Законом о защите немецкой крови и чести, вероятно, стала самой значительной из всех в плане проникновения нацизма в частную жизнь. Она запрещала браки между евреями и немцами «или родственными расами» и сексуальные отношения вне брака между этими категориями, что также провозглашалось в Законе о гражданстве. Евреям не разрешалось нанимать на работу в качестве домашней прислуги немецких женщин младше сорока пяти лет, что было отсылкой к сексуальным фантазиям, часто появлявшимся на страницах «Штюрмера». Эти законы должны были исполняться обычными судами. Дела на рассмотрение поступали под мрачным заголовком «расовое загрязнение» (Rassenschande, буквально — «расовый позор» или «расовый стыд»). По своей природе в таких делах было сложно собрать доказательную базу, поэтому обвинению приходилось полагаться в первую очередь на доносы соседей, знакомых и иногда членов семей обвиняемых. С 1936 по 1939 год по делам о расовом загрязнении выносилось около 420 обвинительных приговоров в год, и две трети из них касались еврейских мужчин. Под постоянным давлением со стороны гестапо и Имперского министерства юстиции суды становились все более строгими, например в 1938 году большинство приговоров по делам о расовом загрязнении, вынесенных региональным судом Гамбурга, включали длительные периоды заключения в исправительных колониях, а не в обычных тюрьмах. Определение незаконных сексуальных отношений было расширено до такой степени, что стало включать практически любые телесные контакты между евреями и «арийцами», включая общепринятые объятия и поцелуи[1299]. В оставшиеся месяцы 1935 года было вынесено 11 приговоров по расовым преступлениям, а в первый полный год действия закона в 1936 году это число увеличилось до 358, в 1937 году оно составило 512, в 1938-м — 434, в 1939-м — 365, а в 1940-м — 231. Снижение цифр могло объясняться увеличением эмиграции евреев молодого и среднего возраста. Также возможно, что свое влияние оказал устрашающий характер закона, поскольку со временем приговоры становились все более строгими[1300].