Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

23 мая 1939 года Гитлер сообщил руководителям вермахта, включая Геринга, Гальдера и Редера, что «дальнейшие успехи невозможны без кровопролития». «Сегодня на карту поставлен не Данциг, — продолжал он. — Для нас это вопрос расширения нашего жизненного пространства на Восток и обеспечения продовольственной безопасности для страны… Если судьба приведет нас к конфронтации с Западом, хорошо бы было иметь изрядные территории на Востоке». Поэтому напасть на Польшу необходимо было при первой подходящей возможности. Гитлер допускал, что Великобритания и Франция могли прийти на помощь Польше. «Таким образом, Англия является нашим врагом, и война с ней — это вопрос жизни и смерти». При возможности Польша должна была погибнуть в одиночестве без сторонней помощи. Однако в долгосрочной перспективе война с Англией и Францией была неизбежна. «Англия — это главный источник враждебности против Германии». Гитлеру также хотелось бы надеяться, что такая война будет короткой. Однако, сказал он, необходимо было готовиться к войне, которая будет продолжаться десять или пятнадцать лет. «Время решит не в пользу Англии». Если оккупировать Голландию, Бельгию и Францию, подвергнуть бомбардировке английские города, перекрыть атлантические поставки с помощью морской и воздушной блокады, то Англия истечет кровью. Однако, добавил он, Германия, наверное, не будет готова к такому конфликту в ближайшие пять лет. Таким образом, немецкая политика в 1939 году должна была ориентироваться на максимальную изоляцию Польши и обеспечение условий, в которых предстоящие военные действия не привели бы к немедленной общеевропейской войне[1598]. Этот довольно непоследовательный набор задач, а местами и бессвязные замечания выдавали неуверенность Гитлера по поводу последствий вторжения в Польшу. Однако для их поддержки была организована целая дипломатическая кампания, целью которой было лишить Польшу любой возможной помощи. 22 мая немецкий альянс с Италией был преобразован в «Стальной пакт», в то же время были заключены соглашения о ненападении с Латвией, Эстонией и Данией. Договор, подписанный в марте 1939 года, давал Германии доступ к румынским источникам нефти на случай войны, и одновременно были заключены похожие, хотя и не такие односторонние торговые соглашения со Швецией и Норвегией по поставкам железной руды. Однако переговоры с Турцией, Югославией и Венгрией оказались не такими успешными, на них звучали заверения в добрых намерениях, особенно в экономической области, но не было каких-либо конкретных результатов[1599]. Но самый удивительный шаг был сделан в направлении Москвы. Уже в мае Гитлер начал понимать, что для успеха вторжения было жизненно необходимо обеспечить благожелательный нейтралитет Советского Союза, чьи протяженные границы с Польшей имели центральное стратегическое значение. Существовала опасность, что Великобритания и Франция заручатся поддержкой Советов с целью сдержать немецкую агрессию. К концу июня 1939 года Гитлер уже не включал в свои речи традиционные обличения угрозы мирового большевизма. Вместо этого он направил свой огонь против западных демократий[1600]. В то же время Риббентроп начал тайно подготавливать почву для заключения официального соглашения с Советами. Его ободрила речь, произнесенная Сталиным 10 марта 1939 года, в которой тот объявил, что не захочет приходить на помощь западным капиталистическим странам, если они вступят в вооруженный конфликт с Германией, поскольку их политика соглашательства с гитлеровскими требованиями очевидным образом вела к усилению Германии в отношении ее долгосрочных планов по нападению на Советский Союз. 3 мая 1939 года Сталин подал ясный сигнал Берлину, уволив Максима Литвинова, долгое время занимавшего пост министра иностранных дел, который активно выступал за коллективную безопасность и цивилизованные отношения с Западом. Вместо него он поставил своего верного сторонника Вячеслава Молотова. Ни от чьего внимания не ускользнул тот факт, что Литвинов был евреем, а Молотов — нет[1601].