Сталин в 1939 году оказался в сложной ситуации. В течение предыдущих нескольких лет он вел жестокие чистки среди высшего генералитета, руководства военной промышленности и старших армейских офицеров. В высших эшелонах власти осталось лишь немного людей, имевших непосредственный опыт военных действий. Компетентных технических экспертов арестовывали и расстреливали тысячами. Военная готовность Советского Союза была плачевной[1602]
. Сталин с июня 1939 года знал о намерениях Гитлера оккупировать Польшу в конце августа или начале сентября[1603]. Больше всего другого ему требовалось убедиться, что вторжение не пойдет дальше. Ему было необходимо время, чтобы перегруппировать и перестроить Красную Армию, модернизировать вооружения и производство боевой техники и подготовиться к нападению, которое, он точно знал, обязательно последует некоторое время спустя после завоевания Польши Германией. В некоторой степени он оставлял возможность формирования союза с западными странами, однако они колебались, считая его ненадежным, а Риббентроп и немецкий МИД были полны желания заключить альянс, несмотря на личные сомнения Гитлера. Когда знаки из Москвы стали еще очевиднее, Риббентроп увидел в них возможность шокировать англичан, которых он до сих пор страстно ненавидел за свои унижения в годы службы в качестве посла в Лондоне, и провернуть блестящую дипломатическую операцию, которая подарит вечную благодарность и одобрение Гитлера. Переговоры по улучшению советско-германских торговых отношений начинались, срывались и начинались снова. И Молотов, и Риббентроп отмечали, что экономическое соглашение должно иметь политическое измерение. И это было не за горами. В начале августа 1939 года Риббентроп и Вайцзеккер с одобрения Гитлера подготовили планы совместного разделения Польши с Советским Союзом. Но Сталин все еще колебался. Однако наконец 21 августа он согласился со все более настойчивыми запросами Гитлера о подписании официального пакта. Отметя в сторону нерешительные британские попытки достигнуть договоренности, советский диктатор пригласил Риббентропа в Москву. Тот прибыл 23 августа. Ранним утром 24 августа Пакт о ненападении был подписан[1604].Официальный союз между двумя странами, которые в предыдущие шесть лет открыто поливали друг друга грязью и были главными поддерживающими силами двух противоборствующих сторон в испанской гражданской войне, оказался, мягко говоря, неожиданным[1605]
. Однако для этого соглашения у обеих сторон были веские причины. С точки зрения Гитлера, оно было необходимо для обеспечения согласия Советов на немецкое вторжение в Польшу. В противном случае крайне отчетливой становилась возможность кошмарного сценария с вторжением, перерастающим в европейскую войну на двух фронтах. Для Сталина оно давало отсрочку и открывало заманчивые перспективы масштабной войны между европейскими капиталистическими державами вплоть до их взаимного уничтожения. Более того, если в опубликованной версии Пакта определялось, что обе страны не станут объявлять войну друг другу в течение десяти лет, будут улаживать споры путем переговоров или при содействии третьих сторон и увеличат масштаб торговых отношений, то в секретных положениях Германия и Советский Союз распределяли между собой сферы влияния в Центральной и Восточной Европе. В соответствии с ними Сталин получал восточную часть Польши вместе с Латвией, Литвой и Эстонией, а Гитлер — западную часть. Значение этих положений трудно переоценить. И Гитлер, и Сталин понимали, что Пакт вряд ли продержится оговоренные десять лет. В действительности он не просуществовал и двух. Однако в конечном счете определенные в нем границы Польши, соответствующие немецкой и советской зонам влияния, сохранились, а советская оккупация балтийских государств продлилась практически до конца XX века[1606].