Никакие дипломатические шаги Гитлера не оказали значительного эффекта на позицию, которую занимали другие международные игроки в этой смертельной игре, даже его объявление о Нацистско-советском пакте. Польское правительство всегда с подозрением и недоброжелательно относилось к Советскому Союзу, с которым Польша вела ожесточенную войну в начале 1920-х гг., поэтому с этой точки зрения Пакт не играл особой роли. События в Данциге и схожие волнения в Силезии только укрепили решимость поляков сопротивляться любым сделкам, учитывая, что они лишь предоставят Польшу Германии, как это произошло с Мюнхенским соглашением и Чехословакией. Но в любом случае вероятность заключения сделки была мала. И британское, и французское правительства настаивали на том, что Нацистско-советский пакт не сможет изменить их решение выступить на стороне Польши, как сообщил Чемберлен в письме Гитлеру, доставленном в Оберзальцберг в целом прогермански настроенным британским послом сэром Невиллом Хендерсоном 23 августа 1939 года. Получив письмо, Гитлер обрушился на Хендерсона с гневной речью против британцев, которые, кричал он, собирались уничтожить Германию раз и навсегда в интересах низших рас. Однако 25 августа 1939 года по возвращении в Берлин Гитлер взял другой курс, в общих чертах обрисовав Хендерсону соглашение с Великобританией, которое можно было заключить после решения польского вопроса. Когда Хендерсон улетел назад в Лондон для консультаций, Гитлер узнал, что британцы только что заключили военный союз с Польшей. Плохая репутация Риббентропа в Великобритании сводила на нет его попытки выиграть расположение Чемберлена. На время убрав в сторону своего министра иностранных дел, Гитлер обратился к Герингу, которого всегда гораздо больше уважали в Лондоне. Шведский друг Геринга Биргер Далерус был направлен в британскую столицу с целью дальнейшего прощупывания почвы. Из ответа, доставленного Хендерсоном 28 августа 1939 года, они уяснили для себя, что британское правительство было готово признать границы между Германией и Польшей, утвержденные в ходе мирных переговоров, и поддержать возвращение зарубежных немецких колоний, переданных под мандат Лиги Наций по условиям Версальского мира 1919 года, однако британцы по-прежнему собирались поддержать Польшу военной силой в случае вторжения Германии[1617]
.22 августа 1939 года Гитлер вызвал высших руководителей вооруженных сил в Оберзальцберг и сообщил, что вторжение состоится. Они прибыли в гражданской одежде, чтобы избежать подозрений. Пакт со Сталиным должен был быть вскоре подписан, и Гитлер находился в уверенном расположении духа. Он сказал, что еще весной решил завоевать Польшу. «Сначала я думал через несколько лет направить наши силы против Запада и только после этого против Востока. Однако последовательность этих действий нельзя жестко закрепить». Польская ситуация стала недопустимой. Настал момент для удара. «Англия и Франция взяли на себя обязательства, которые ни одна из этих стран не в состоянии выполнить. В Англии нет настоящего перевооружения, а только пропаганда». Таким образом, после вторжения в Польшу полномасштабная война начаться не могла. Риск для западных демократий был слишком велик. В то же время завоевание Востока открывало поставки зерна и сырья, что свело бы на нет любые будущие попытки блокады. «Положено начало уничтожению английской гегемонии». «Наши враги, — добавил он, — это мелкие жалкие черви. Я хорошо изучил их в Мюнхене»[1618]
. За обедом некоторые присутствовавшие офицеры высказали свою обеспокоенность в связи с такими мыслями. Многие из них чувствовали, что Гитлер обманывается, утверждая, что Великобритания и Франция не станут вмешиваться. Чтобы укрепить их решимость, Гитлер снова обратился к ним днем. «Каждый, — сказал он им, — должен разделять мнение о том, что нам было определено воевать с западными державами с самого начала. Это война не на жизнь, а на смерть». Западные лидеры были «слабыми людьми». Даже если бы они объявили войну, они мало что могли сделать в короткие сроки. «Уничтожение Польши остается приоритетной задачей», — заключил он[1619].