Третий рейх. Дни войны. 1939-1945

В общей сложности за весь период существования Третьего рейха в концентрационные лагеря было отправлено от 5000 до 15 000 гомосексуалистов, из которых, как считается, погибло около половины[1159]. Несомненно, что с ходом войны политика нацистов в отношении гомосексуалистов все более ужесточалась. На самом деле, широчайшее распространение системы концентрационных лагерей не только свидетельствовало о ненасытности военной экономики, но также отражало растущий радикализм всего нацистского режима. К февралю 1944 г. Имперское министерство юстиции готовилось принять закон, разрешавший полиции арестовывать, заключать в тюрьму, и на самом деле уничтожать каждого, кто будет признан элементом, «враждебным обществу». Проект закона формулировал это положение следующим образом:

Враждебным элементом является: (1) всякий, кто своей личностью и образом жизни... демонстрирует неспособность своими силами отвечать минимальным требованиям национального общества; (2) всякий, кто (а) из нежелания работать или легкомысленного отношения тяготеет к бесполезной, расточительной либо беспорядочной жизни... или (Ь) из пристрастия или природной склонности тяготеет к ... совершению уголовных преступлений, или из склонности к беспорядку, сопряженной с пьянством, серьезно пренебрегает своими обязанностями перед национальным обществом, или (с) злостно нарушает общественный порядок, внося раздражение и смуту; или (3) всякий, личность или образ жизни которого ясно свидетельствует о природной тяге к совершению серьезных преступлений[1160].

В преамбуле к проекту закона, написанного криминологом Эдмундом Мецгером, говорилось, что закон должен применяться к «неудачникам» и «аморальным» элементам, а также к преступникам и лицам, уклоняющимся от работы[1161]. Закон так и не нашел применения. Геббельс считал, что его принятие произведет негативное впечатление за пределами Германии, в то время отчаянно нуждавшейся в поддержке нейтральных стран. Другие представители высших эшелонов общества блокировали принятие закона о враждебных элементах, поскольку этот закон обеспечивал полицейской системе Гиммлера практически неограниченную власть над всем германским обществом и путем разнузданного террора придавал новую силу нацистской идеологии[1162]. Однако закон был типичным продуктом того времени. Его текст пропитан возродившимся на заключительных этапах войны ра-дикалистским духом «нового времени борьбы». Этот дух овладел тогда всем государственным и партийным аппаратом Германии.

Глава 6 Моральный дух нации

Страх и раскаяние

I

Ночью 10 марта 1941 г. внезапный шум разбудил 15-летнюю девочку, проживавшую со своей семьей в доме рабочего квартала Дюссельдорфа. «Я услышала, как отчим ругается с мамой, — рассказала она позже гестапо. — Он был пьян, и я слышала, как он произнес: “Теперь уже все равно. Англия точно победит. Германии больше нечем воевать”. На что мама возразила: “Ты не немец, раз так говоришь. Я сдам тебя полиции”». Встав с постели, девочка стала наблюдать за ссорой через кухонную дверь. «Я видела, — продолжала она, — как отчим взял нож и замахнулся на маму со словами: “Пока ты меня не предала, я тебя прикончу”. Я вбежала, чтобы заступиться за мать, и отчим, заметив меня, тут же спрятал нож и попытался ударить меня стулом... Потом его забрала полиция»[1163]. Его жена сообщила гестапо, что, кроме прочего, он сказал: «Это Гитлер виноват в том, что идет война и народ голодает» и «Гитлер хотел перевешать евреев, но пусть сперва его самого вздернут». Мужчина отверг все обвинения и заявил, что ничего подобного не помнит, поскольку был в стельку пьян. Как и во множестве подобных (хоть и менее драматичных) эпизодов, дело было не столько в том, что жена осуждала политические убеждения мужа. Расследовавшие дело офицеры гестапо поняли, что девочка была права: ее отчим регулярно напивался и скандалил, и пришли к выводу, что причиной случившегося стали скорее семейные неурядицы, нежели неприятие режима. Они решили, что доказательств для возбуждения дела недостаточно, и, конфисковав нож, отпустили мужчину на свободу. В подобных случаях полиция обычно вставала на сторону мужа: защита избитых жен не входила в число первостепенных задач гестапо[1164].