Впрочем, были случаи, когда полиция относилась к жалобам женщин куда серьезнее. В частности, в марте 1944 г. некая жительница Дюссельдорфа, чей дом был уничтожен во время бомбежки, решила приютиться у сестры. Сестра, фрау Хоффман, с 1933 г. была замужем за полицейским и в это время гостила у матери в Баварии. Там женщина испытала шок, застав полицейского в супружеской спальне с эстонкой. Затем она связалась с сестрой и все ей рассказала. По возвращении домой фрау Хоффман попыталась заставить мужа разорвать отношения с любовницей, но это ни к чему не привело. Семейная жизнь стремительно катилась под откос, сопровождаясь частой руганью и скандалами. В отчаянии фрау Хоффман отыскала несколько писем, которые муж когда-то прислал ей, будучи в отъезде. В них он утверждал, что Германия никогда не победит в войне. Женщина также сообщила, что ее муж позволял себе пораженческие высказывания и на работе. Мужчину, как и положено, арестовали и допросили. Под давлением гестапо он не сумел опровергнуть содержание своих писем и вскоре признал обвинения жены. Его судили за подрыв духа нации и в начале 1945 г. приговорили к смертной казни, которую вскоре привели в исполнение[1165]
.В данном случае донос также был продиктован личными мотивами, что, впрочем, не имело значения, так как в дело вмешалось гестапо. Лишь около 30% доносов в полицию исходило от женщин. В подавляющем большинстве случаев именно женщины подвергались насилию и оскорблениям со стороны мужчин. С 1933 г. нацистское государство, как никогда, глубоко проникло в семейную и личную жизнь граждан, а женщины, испытывавшие трудности во взаимоотношениях с мужчинами, в ответ пересекали грань между частным и общественным в обратном направлении, тем самым позволяя режиму эффективно использовать их для подавления пораженческих и протестных настроений в обществе. Зачастую в царившей в Третьем рейхе агрессивной атмосфере мужского превосходства женское население попросту не находило иного выхода. Едва ли к доводам подвергшейся сексуальным домогательствам начальника или избитой и униженной мужем женщины кто-то прислушивался, если только она не доносила о политическом преступлении обидчика[1166]
. Государство стремилось удержать солдатских жен в узде, пока их мужья сражаются на фронте, и потому не прислушивалось к их жалобам. Пропагандистские листовки и средства массовой информации изображали жен солдат, моряков и летчиков (Kriegerfrauen) непорочными, асексуальными, самоотверженными, трудолюбивыми, а главное — верными. Блоклейтеры, руководители партийных ячеек и работодатели зорко следили за их поведением. В результате сыпались доносы от тех женщин, кому не удалось соответствовать предписанному образу целомудрия. Типичный случай был зарегистрирован дюссельдорфским районным отделением гестапо в ноябре 1944 г. Бригадир упаковочного завода, где работала фрау Мюллер, обвинил ее в связи с рабочим-бельгийцем. Последовала перепалка, во время которой женщина ударила бригадира по лицу, и тот донес на нее в полицию. На допросе фрау Мюллер сообщила, что ее муж, военнослужащий, имел связи с другими женщинами, и некоторые из них даже были от него беременны. Однако гестапо вынесло женщине официальное предупреждение и под угрозой более жестких мер обязало следить за своим поведением и разорвать отношения с бельгийцем[1167].