Нас всех выстроили у ограды и заставили смотреть, как будут расстреливать нашу подругу... Многие девушки падали в обморок. Затем их погнали обратно в лагерь... Казнь произвела на нас неописуемое впечатление. Мы весь день проревели, не вылезая из постелей. На работу никто не пошел. За это всех развели по камерам... Продержали так 4 дня на хлебе и воде. С собой разрешили взять только экземпляр «Майн Кампф» или Библию, но я ничего не взяла[1534]
.Наиболее наглядно целесообразность призыва таких контингентов показывает случай, произошедший с 23-летней Ритой X., швеей, в обязанности которой входил вывоз армейской документации и уничтожение документов, уличавших командование в совершенных преступлениях. Лил дождь, она зажгла огонь и увидела, что «повсюду валялись подписанные бумаги и папки, потому что ветер постоянно разбрасывал сложенные нами небольшие стопки». Будучи набожной католичкой, Рита заметила: «Было так странно и в то же время чудесно стоять там и каким-то непонятным образом ощущать падение безбожного режима»[1535]
.«Мир погибнет вместе с нами»
Последняя речь Гитлера, транслировавшаяся 30 января 1944 г. в день 20-й годовщины его назначения рейхсканцлером, вызывала скорее сочувствие, нежели воодушевление слушателей. Фюрер даже не удосужился выразить надежду на то, что вскоре «чудо-оружие» все изменит. Вместо этого он, как всегда, обрушился на представителей «еврейского мирового заговора», одержимых уничтожением Европы. Немцы, сказал Гитлер, обязаны бороться до победы. На этот раз предательства, постигшего страну во время Первой мировой войны, никто не допустит. Даже убежденные нацисты сочли речь вялой, невыразительной. Позднее Мелита Машман писала:
В последние месяцы войны мне постоянно приходилось сдерживать слезы, когда я слышала голос Гитлера по радио или видела его в кинохрониках. Здравомыслящий человек мог упорно не замечать признаков неизбежной катастрофы, которые становились все отчетливее, но увиденное собственными глазами и услышанное собственными ушами подделать невозможно. Сердце сжималось в страхе перед ужасающей правдой: в кинохрониках перед нами предстал стареющий человек, ссутулившийся и пугливо озирающийся. Отчаяние в его голосе резало уши. Неужели он был обречен на поражение? Для нас фюрер являл собой воплощение неимоверных усилий, позволивших германской нации властвовать на всем континенте. Взирая на него, мы видели итог всех принесенных ради этого жертв — загубленные жизни, здоровье, благополучие. Неужели все напрасно?[1536]
Большинство ярых сторонников нацизма, или же просто наивных людей, уже лишившись надежды, все же продолжали на что-то надеяться. В дневнике одной 15-летней девочки, чье обучение было пронизано обожествлением Гитлера, как отца нации, после упоминания о последнем военном поражении следовала приписка: «Наш бедный, бедный фюрер! Он, наверное, больше не спит по ночам и все думает о благополучии Германии»[1537]
.