Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Тогда мне казалось, что именно происки Бормана толкнули Гесса на этот акт отчаяния. Гесс, обладавший не меньшим честолюбием, чем Борман, прекрасно видел, что его оттирают от Гитлера. Например, где-то году в 1940-м после многочасовой беседы с Гессом Гитлер сказал мне: «Когда я разговариваю с Герингом, то долго еще чувствую себя свежим и полным сил. Рейхсмаршал умеет прекрасно представлять события и оказывает на меня стимулирующее действие, а каждый разговор с Гессом – невыносимая пытка. Гесс всегда является с неприятными новостями и не отстает от меня с ними». Своим перелетом в Англию Гесс, возможно, пытался – после стольких лет на вторых ролях – завоевать престиж и добиться хоть какого-нибудь успеха. Он не обладал чертами характера, необходимыми для выживания в трясине интриг и борьбы за власть, – был слишком чувствителен, слишком обидчив, слишком нерешителен и часто придерживался мнения той фракции, с коей общался в данный момент. Он был типичным представителем партийной верхушки – большинству огромного труда стоило вовремя сориентироваться в ситуации и сохранить свои позиции.

Вину за перелет Гесса Гитлер возложил на дурное влияние профессора Хаусхофера[81].

Двадцать пять лет спустя в тюрьме Шпандау Гесс всерьез уверял меня, что идея перелета в Англию была внушена ему во сне сверхъестественными силами. Он сказал, что вовсе не собирался бороться с Гитлером или же мешать ему. «Мы гарантируем Англии сохранность ее империи, а взамен она развяжет нам руки в Европе» – вот с какой миссией он полетел в Англию, но потерпел неудачу. Кстати, об этом неизменно говорил сам Гитлер до, а иногда даже во время войны.

Если я не ошибаюсь, Гитлер так и не оправился от «предательства» собственного заместителя. После покушения 20 июля 1944 года он, поразительно неправильно истолковав реальную ситуацию, заявил, что одним из непременных условий подписания мирного договора должна быть экстрадиция «предателя». Гесса следует повесить, сказал Гитлер. А когда я впоследствии передал эти слова Гессу, тот заметил: «Он со мной обязательно помирился бы. Я в этом уверен. И не кажется ли вам, что в 1945 году, когда все рушилось, он думал иногда: «А ведь Гесс все-таки был прав!»?»

В разгар войны Гитлер не только настаивал на том, чтобы строительные работы в Берлине шли полным ходом, но и – под влиянием своих гауляйтеров – расширил список городов, подлежащих реконструкции. Первоначально в список входили лишь Берлин, Нюрнберг, Мюнхен и Линц, теперь по личному указанию Гитлера в число «реконструируемых» внесли еще двадцать семь городов, включая Ганновер, Аугсбург, Бремен и Веймар[82]. Ни меня, ни кого-либо другого ни разу не спросили о возможности осуществления этих проектов. Наоборот, после каждого подобного совещания я получал копию очередного указания Гитлера. По моей тогдашней оценке стоимость реконструкции всех перечисленных городов колебалась между двадцатью двумя и двадцатью пятью миллиардами марок, о чем я и написал Борману 26 ноября 1940 года.

К тому же новые планы угрожали срокам моих проектов. Сначала я пытался добиться от Гитлера приказа о назначении меня ответственным за все стройки рейха, но помешал Борман. 17 января 1941 года после длительной болезни, позволившей мне обдумать многие проблемы, я сказал Гитлеру, что было бы лучше, если бы я сосредоточил свои усилия на стройках Нюрнберга и Берлина, за которые давно отвечал. Совершенно неожиданно Гитлер согласился: «Вы правы. Не стоит вам разбрасываться на повседневные вопросы. В случае необходимости можете объявить от моего имени, что я, фюрер, желаю, чтобы вас не отвлекали от художественных задач».

Я в полном объеме использовал полученную привилегию и в течение нескольких следующих дней отказался от всех своих партийных постов[83]. Если я правильно понимаю мотивы, которыми тогда руководствовался, то, вероятно, мои действия были направлены против Бормана, который враждебно относился ко мне с самого начала. Я, конечно, сознавал, что ничем не рискую, поскольку Гитлер часто называл меня незаменимым.

Иногда Борману удавалось подловить меня, и тогда он – несомненно, с удовольствием – обрушивал на меня из своей штаб-квартиры упреки. Так, например, я проконсультировался с протестантской и католической верхушкой насчет расположения церквей в новом районе Берлина, а Борман в резких выражениях проинформировал меня о том, что церковь строительных площадок не получит[84].