Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Тем временем положение становилось критическим. Небольшая танковая группа русских прорвалась через линию фронта и подходила к Днепропетровску. Мы непрерывно обсуждали, что можно им противопоставить: у нас не было практически ничего, кроме нескольких винтовок и брошенной пушки без снарядов. Русские приблизились на расстояние около 20 километров и бесцельно закружили по степи. Произошла одна из типичных военных ошибок: русские понятия не имели о своем преимуществе и не воспользовались им. Если бы они вырвались к длинному мосту через Днепр и сожгли его – мост был деревянным, восстановленным с огромными трудностями за несколько месяцев, – то еще на несколько месяцев отрезали бы от зимних складов немецкую армию, расквартированную к юго-востоку от Ростова.

Я по складу характера не герой и, поскольку за неделю своего пребывания на базе не принес никакой пользы, а лишь сократил скудные продовольственные запасы своих инженеров, то решил уехать на поезде, который готовили к прорыву на запад через снежные заносы. Мои сотрудники по-дружески и, пожалуй, с облегчением пожелали мне счастливого пути. Всю ночь мы ползли со скоростью 9—11 километров в час, останавливались, разгребали лопатами снег и снова грузились в вагоны. Когда на рассвете поезд остановился у безлюдного вокзала, мне показалось, что мы уже далеко на западе.

Однако все выглядело странно знакомым: выгоревшие депо, облака пара над несколькими вагонами-ресторанами и спальными вагонами, солдатские патрули… Мы снова были в Днепропетровске. Подавленный, я ввалился в вагон-ресторан и увидел на лицах своих сотрудников изумление и даже раздражение. Оказывается, они всю ночь, не жалея спиртного, отмечали отъезд своего шефа.

В тот же день, 7 февраля 1942 года, самолет, доставивший Зеппа Дитриха, должен был лететь обратно. Капитан авиации Найн, вскоре ставший пилотом моего личного самолета, согласился взять меня с собой. Даже добраться до аэродрома было довольно сложно. При безоблачном небе и температуре чуть выше нуля жестокий ветер расшвыривал снег во все стороны. Русские в ватниках тщетно пытались очистить дорогу от метровых сугробов. Мы уже топтались около часа, когда несколько русских окружили меня и стали что-то возбужденно говорить. Я не понимал ни слова. Наконец один из них подобрал горсть снега и начал растирать мне лицо. «Обморозился», – подумал я, уж это я мог понять из своего горнолыжного опыта. Я еще больше удивился, когда один из русских вытащил из глубин грязной одежды белоснежный, аккуратно сложенный платок и вытер мне лицо.

Часов в одиннадцать самолет тяжело оторвался от едва расчищенной взлетной полосы и взял курс на Растенбург в Восточной Пруссии, где дислоцировалась эскадрилья. Мне нужно было попасть в Берлин, но самолет был не моим, и я был рад, что смог преодолеть значительную часть пути. Так я впервые и совершенно случайно оказался в восточнопрусской Ставке Гитлера.

В Растенбурге я позвонил одному из адъютантов в надежде, что он доложит обо мне Гитлеру и, может быть, Гитлер захочет со мной поговорить. Я не виделся с ним с начала декабря и счел бы особой честью, если бы он перемолвился со мной парой слов.

Один из автомобилей фюрера доставил меня в Ставку. Там я наконец хорошо поел в бараке-столовой, где обычно питался и Гитлер со своими генералами, политическими соратниками и адъютантами. Однако в этот раз его не было. Доктор Тодт, министр вооружений и боеприпасов, приехал к нему с докладом, и они ужинали вдвоем в личных апартаментах Гитлера. Я тем временем обсудил трудности, возникшие у нас на Украине, с начальником службы военных сообщений генералом Герке и командующим железнодорожными войсками.

После ужина Гитлер и Тодт продолжили совещание в расширенном кругу. Тодт появился лишь поздно ночью, напряженный и измученный долгой и, по-видимому, утомительной дискуссией. Он был явно удручен. Я посидел с ним несколько минут, пока он молча выпил стакан вина, так и не услышав о причине его мрачного настроения. В ходе нашей очень вялой беседы он ненароком упомянул, что наутро должен лететь в Берлин, в его самолете есть свободное место и он с радостью возьмет меня с собой, а я обрадовался, что не придется долго трястись в поезде[91]. Мы договорились вылететь рано утром, и доктор Тодт распрощался, надеясь хоть немного поспать.