Даже пышное празднование дня рождения Геринга 12 января 1944 года в Каринхалле – последняя встреча лидеров рейха по радостному поводу – не смогла отвлечь меня от забот. Геринг давно намекал мне, что хотел бы иметь мраморный бюст Гитлера (в натуральную величину) работы Брекера. Никто из приглашенных не обманул ожиданий хозяина. Стол в огромной библиотеке ломился от подарков: голландские сигары, слитки золота с Балкан, ценные картины и статуэтки. Геринг с гордостью демонстрировал гостям и дары, и планы увеличения более чем в два раза дворца Каринхалле, приготовленные его личным архитектором ко дню рождения.
Великолепная обстановка столовой и роскошная сервировка обеденного стола контрастировали с весьма скудной – в соответствии с тяжелыми временами – едой, подаваемой лакеями в белых ливреях. Поздравительную речь, как и в прежние годы, произнес Функ. Расхвалив таланты Геринга, его нравственные качества и прочие достоинства, он наконец предложил выпить за «одного из величайших немцев». Напыщенные слова Функа в реальной плачевной ситуации звучали странно, и лично мне это гротескное празднество казалось «пиром во время чумы».
После трапезы гости разбрелись по просторным залам Каринхалле. Мы с Мильхом обменялись несколькими словами: мне было интересно, откуда берутся деньги на всю эту роскошь. Мильх поведал, что недавно старый друг Геринга Лёрцер, известный летчик-истребитель Первой мировой войны, прислал рейхсмаршалу железнодорожный вагон, набитый товарами с итальянского черного рынка. Не был забыт даже прейскурант, видимо, для того, чтобы не сбить цены черного рынка по всей Германии, и подсчитана весьма приличная доля прибыли Мильха за реализацию груза. Мильх не стал продавать товары, а приказал распределить их среди служащих своего министерства, но я впоследствии слышал, что груз многих других вагонов распродавался, а прибыль шла в карман Геринга. Вскоре после того случая суперинтендент имперского министерства авиации Плагеман, которому приходилось выполнять эти поручения, был выведен из-под начала Мильха и напрямую подчинен Герингу.
Я по личному опыту был знаком с традицией празднований дней рождения Геринга. С тех самых пор, как меня ввели в прусский Государственный совет и назначили ежегодное жалованье в шесть тысяч марок, каждый год, перед самым днем рождения Геринга, я получал письменное извещение о том, что солидная часть моего жалованья будет удержана на общий подарок Герингу от Госсовета. Разумеется, моего согласия даже не спрашивали. Когда я упомянул об этом Мильху, он рассказал, что в министерстве авиации поступали примерно так же. К каждому дню рождения Геринга на его счет из общего фонда переводилась крупная сумма, а рейхсмаршал сам решал, какую картину приобрести на эти деньги.
И все же мы понимали, что все эти источники покрывают лишь малую часть колоссальных расходов Геринга. Мы не знали, кто из промышленников субсидирует рейхсмаршала, однако не раз убеждались в том, что подобные источники существуют, а именно: когда Геринг звонил нам и жаловался, что кто-то из наших подчиненных неподобающим образом обошелся с кем-то из его покровителей.
Мои впечатления от недавней поездки в Лапландию представляли колоссальный контраст с тепличной атмосферой этого коррумпированного, насквозь фальшивого мирка. И конечно, неопределенность моих отношений с Гитлером угнетала меня куда больше, чем я осмеливался признаться даже самому себе. И физически я был совершенно измотан и чувствовал себя гораздо старше, чем на свои тридцать восемь лет. Колено болело практически постоянно. У меня совсем не осталось сил. Или я просто искал предлог для бегства?
18 января 1944 года меня отвезли в госпиталь.
Часть третья
23. Болезнь