Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Врачи подготовили мою жену к худшему, но вопреки их пессимизму я пребывал в эйфории. Маленькая палата казалась мне роскошным залом; простой шкаф, который я разглядывал три недели, превратился в шедевр столярного искусства, инкрустированный ценными породами дерева. Редко я чувствовал себя так хорошо, как тогда, витая между жизнью и смертью.

Когда я пошел на поправку, мой друг Роберт Франк рассказал мне о конфиденциальном ночном разговоре с доктором Кохом. То, что я узнал, показалось мне весьма зловещим: когда я находился в критическом состоянии, Гебхардт предложил провести небольшую операцию, слишком рискованную, по мнению Коха. Кох сначала не признавал необходимость операции, а когда категорически запретил проводить ее, Гебхардт оправдал свою настойчивость весьма неуклюже: дескать, он всего лишь хотел обсудить свою точку зрения.

Франк умолял меня никому не говорить об этом, поскольку доктор Кох боялся бесследно исчезнуть в концлагере, а самим Франком, как моим информатором, заинтересовалось бы гестапо. В любом случае эту историю следовало замять – едва ли я пошел бы с ней к Гитлеру. Его реакция была вполне предсказуема: в приступе ярости он заявил бы, что подобное абсолютно невозможно, нажал бы на специальную кнопку вызова Бормана и распорядился отдать приказ арестовать всех, посмевших гнусно оклеветать Гиммлера.

Сейчас эта история может показаться похожей на дешевый шпионский роман, но тогда я отнесся к ней серьезно. Даже в партийных кругах Гиммлера считали безжалостным и злопамятным. Никто не осмеливался ссориться с ним. Да и шанс ему представился отличный: малейшие осложнения моей болезни вызвали бы летальный исход, и никому в голову не пришло бы его подозревать. Этот эпизод прекрасно вписывается в борьбу за пост преемника фюрера и к тому же доказывает, что, несмотря на все неприятности, мои позиции считались еще достаточно прочными, следовательно, надо было ждать новых интриг.

Когда мы отбывали срок в тюрьме Шпандау, Функ рассказал мне историю, на которую в 1944 году не посмел даже намекнуть. Где-то осенью 1943 года в штабе войск СС у Зеппа Дитриха устроили попойку, и в кругу эсэсовских шишек доктор Гебхардт заметил, что, по мнению Гиммлера, Шпеер опасен и должен исчезнуть. Сам Функ услышал это от своего друга и бывшего адъютанта Хорста Вальтера, к тому времени адъютанта Дитриха.

Хотя до выздоровления было еще далеко, мне стало неуютно в госпитале Гебхардта, и я отчаянно мечтал выбраться оттуда. 19 февраля я попросил своих сотрудников как можно быстрее найти новую больницу. Гебхардт запугивал меня осложнениями и даже в начале марта, когда я уже начал ходить, пытался воспрепятствовать моему отъезду. Однако через десять дней, когда соседний госпиталь был разрушен при налете 8-й воздушной армии США, Гебхардт решил, что целью налета был я. За ночь он изменил мнение о моей транспортабельности, и 17 марта я наконец покинул это мрачное место.

Незадолго до конца войны я спросил доктора Коха, что же на самом деле происходило тогда. Он рассказал мне лишь то, что я уже знал: у него с Гебхардтом произошел яростный спор по поводу моей болезни, в ходе которого Гебхардт заметил, что Коху следует быть не просто врачом, но и политиком. Во всяком случае, Кох был уверен, что Гебхардт сделал все возможное и невозможное, дабы держать меня в своем госпитале как можно дольше[226]. В феврале 1945 года, когда я слегка пострадал в автомобильной аварии в Берхней Силезии (моя машина столкнулась с грузовиком), Гебхардт немедленно примчался на спецсамолете, чтобы вернуть меня в свой госпиталь. Мой сотрудник Карл Кливер помешал осуществлению этого плана, не раскрыв причин, хотя намекнул, что они у него есть. В конце войны в Хоэнлихене Гебхардт провел операцию на колене французскому министру Бишелону. Несколько недель спустя Бишелон умер от легочной эмболии.

23 февраля 1944 года ко мне в больницу приехал Мильх. Он сообщил, что 8-я и 15-я воздушные армии США интенсивно бомбят предприятия немецкой авиапромышленности, и в результате в следующем месяце выпуск самолетов сократится по меньшей мере на треть. Мильх привез разработанный им план, суть которого сводилась к следующему: поскольку у нас есть опыт успешной работы особого штаба по восстановлению разбомбленных предприятий Рура, для преодоления кризиса в авиапромышленности необходимо создать аналогичный штаб по выпуску истребителей, укомплектованный самыми способными сотрудниками двух министерств (министерства авиации и министерства вооружений).

В моем положении было бы разумнее держаться подальше от подобных предложений, но я хотел любыми способами помочь люфтваффе. И Мильх и я прекрасно понимали, что создание штаба по выпуску истребителей является первым шагом на пути к поглощению моим министерством единственной отрасли военной промышленности, которую я до тех пор не контролировал.