Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945

Еще перед войной Борман по приказу Гитлера построил неподалеку от Бергхофа отель «Платтерхоф». Здесь все, кто приезжал в Оберзальцберг, чтобы увидеть фюрера, могли перекусить и даже переночевать вблизи кумира. 26 июня около сотни руководителей военной индустрии собрались в ресторане «Платтерхофа». Во время заседаний в Линце я обратил внимание на то, что одной из причин их недовольства было все большее вмешательство партийных функционеров в экономику. Окружные партийные организации уже умудрились распределить и подчинить себе все государственные предприятия. Что же касается множества подземных заводов, то, хотя они строились на государственные средства, директора, квалифицированные рабочие и оборудование предоставлялись частными фирмами. Эти предприятия и могли в первую очередь перейти под контроль государства после войны[253]. Созданная нами же структура перевода промышленности на военные рельсы легко могла стать основой экономики государственного социализма. То есть чем эффективнее становилась наша система, тем более мощное оружие для борьбы с частным предпринимательством давала она в руки партийных лидеров.

Я попросил Гитлера учесть все эти моменты, а он в ответ попросил меня написать ему тезисы речи. Я отметил, что главное – пообещать промышленникам помощь в грядущий критический период и защиту от посягательств местных партийных властей. Еще я предложил подтвердить «незыблемость частной собственности, хотя некоторые подземные заводы могут временно перейти в собственность государства». А если он заявит о «свободной послевоенной экономике и принципиальном отказе от национализации предприятий», то промышленники перестанут тревожиться о своем будущем.

В тот день противник захватил первый крупный порт – Шербур, что позволяло решить все проблемы материально– технического снабжения и пополнения армий вторжения. Тем более странное впечатление произвела на нас речь Гитлера.

В целом Гитлер придерживался моих тезисов, но говорил неуверенно, запинался, комкал слова, прерывал предложения на середине, пропускал целые фразы и даже абзацы, а в конце совсем запутался. Эта речь стала ярким доказательством его физического истощения.

Прежде всего Гитлер отрекся от всех идеологических принципов: «Отныне существует лишь один-единственный принцип, который вкратце можно сформулировать так: правильно то, что приносит пользу». Он явно не изменил своему прагматическому образу мышления, но одним махом перечеркнул все обещания, данные промышленникам.

Затем он вдруг начал философствовать, излагать свои весьма путаные мысли относительно исторического развития: «…Творцы не только создают, но и берут созданное под свое крыло и правят им. Именно это мы понимаем под такими общими фразами, как «частный капитал», «частная собственность» или «частное владение». Главная идея будущего, вопреки коммунистической теории, не идея всеобщего равенства, а наоборот: чем дальше продвигается человечество по пути эволюции, тем более индивидуализированными становятся его достижения. Из этого следует, что ход истории диктуется именно теми, кто сам умеет создавать… Основа всех высочайших достижений, способствующих процветанию человечества, – поощрение частной инициативы. Когда мы победоносно закончим эту войну, частная инициатива германских промышленников откроет новую страницу своей истории. Как много вы сможете совершить! Не думайте, что будет создана косная государственная структура управления промышленностью… И когда наступит великая мирная эра расцвета немецкой экономики, я буду только поощрять выдающихся деловых гениев Германии… Я благодарен вам за то, что вы помогли мне выполнить задачи военного времени. И я хочу, чтобы вы покинули этот зал в полной уверенности в том, что я буду благодарен вам всегда. Ни один немец не сможет сказать, что я нанес урон собственному делу. То есть если я говорю вам, что после войны мы станем свидетелями величайшего расцвета немецкой экономики, вы должны помнить, что это обещание будет выполнено».

Во время этой несвязной речи почти не было слышно аплодисментов. Мы все были ошеломлены, и, может быть, из-за нашей вялой реакции Гитлер резко сменил курс и попытался напугать промышленников, обрисовав, что их ожидает в случае поражения: «Не сомневаюсь, что, если мы проиграем эту войну, немецкая экономика, основанная на частной собственности, не выживет. Более того, с уничтожением немецкого народа будет сметена с лица земли и немецкая промышленность. И не только потому, что наши враги не потерпят конкурента в лице Германии – это лишь поверхностный взгляд, – причины более фундаментальны. Мы ведем борьбу, в которой решается принципиальный вопрос: либо человечество будет отброшено на несколько тысячелетий назад в первобытное состояние с экономикой, управляемой исключительно государством, либо продолжит развиваться благодаря поощрению частной инициативы».