Наступление на сексуальные свободы предсказывалось уже в последние годы Веймарской республики. В 1929–32 гг. наблюдалась широкая общественная дискуссия по поводу реформы закона об абортах, возбужденная коммунистами, которая отражала стремление многих пар избегать рождения детей в ситуации жуткой нищеты и безработицы. Многочисленные демонстрации, съезды, петиции, фильмы, кампании в газетах и подобные мероприятия привлекали внимание к проблемам незаконных абортов и невежества в области контрацепции, а полиция запретила ряд митингов, проводившихся сексуальными реформаторами. 1 марта 1933 г. новый декрет о медицинском страховании узаконил повсеместное закрытие финансируемых государством клиник медицинской консультации, что было проведено в следующие недели бандами коричневых рубашек. Врачей и персонал вышвыривали на улицы, многие, особенно евреи, покидали страну. Нацисты заявляли, что вся система социальной медицины, сложившаяся в Веймарской республике, была, с одной стороны, направлена на создание помех для репродукции сильных и, с другой, помогала семьям слабых. Социальную гигиену следовало выбросить прочь, а вместо нее ввести гигиену расовую[885]
. Это означало, как утверждали некоторые евгеники с конца XIX в., значительное сокращение бремени, которым слабые были для общества, за счет введения программы, которая бы запрещала им иметь детей.Эти идеи быстро получили широкое распространение среди врачей, социальных работников и администрации соцобеспечения во время депрессии. Задолго до распада Веймарской республики эксперты ухватились за предложенную финансовым кризисом возможность утверждать, что самый лучший способ снизить невыносимое бремя социального обеспечения на экономику состоит в том, чтобы запретить низшим классам воспроизводство за счет принудительной стерилизации. Таким образом, через недолгое время станет меньше нищих семей, которые нужно поддерживать. Также довольно скоро число алкоголиков, тунеядцев, умственно отсталых, физически неполноценных и преступников в Германии будет значительно сокращено — на основании сомнительного предположения, конечно, что все эти качества в основном передаются по наследству, — и система соцобеспечения государства сможет использовать свои скромные ресурсы для поддержки действительно нуждающихся бедных. Протестантские благотворительные организации, в которых сильно было влияние доктрин предопределенности и первородного греха, широко приветствовали такие идеи. Католики, опиравшиеся на строгое предупреждение из папской энклитики 1930 г. о том, что брак и половые отношения предназначены исключительно для рождения потомства и что все человеческие существа наделены бессмертной душой, были решительно против. Привлекательность евгенического подхода даже среди либеральных реформаторов повышалась из-за того, что с 1930 г. стали быстро заполняться психические лечебницы, когда семьи теряли возможность ухаживать за больными или недееспособными родственниками, при том что в то же время бюджеты лечебниц были серьезно урезаны местными и региональными властями. В 1932 г. Прусский медицинский совет провел совещание, посвященное обсуждению нового закона, позволявшего проводить добровольную евгеническую стерилизацию. Предложенный евгеником Фрицем Ленцем, который выступал за такую политику еще до Первой мировой войны, закон возлагал ответственность за консультации и реализацию на сотрудников службы соцобеспечения и медицинских учреждений, с мнением которых бедняки, заключенные и инвалиды вряд ли бы смогли спорить[886]
.