На прощание они обменялись стандартным приветствием офицеров «Дельты», а потом крепко обнялись. Кельт подарил Коле на память амулетик на цепочке – вписанный в круг кинжал, направленный клинком вертикально вниз. Чуть выше середины клинка, направо от центра, была добавлена черта, которая вместе с гардой кинжала образовывала латинскую букву F.
– Никогда не снимай его, Коля. Он будет приносить тебе удачу, – сказал Кельт.
А Коля молча, без пояснений, протянул офицеру листок бумаги с написанным сверху именем адресата.
Уже перед тем, как покинуть «Грифон», Коля пытался что-то найти в крошечном жилом отсеке, но не нашёл.
Лишь когда истребитель вернулся на Землю, техник, проводивший послеполётный осмотр, обнаружил в одном из уголков жилого отсека неизвестно откуда взявшийся лист бумаги с неровно накарябанными карандашом в невесомости строчками.
Часть вторая
Сугробов намело выше колена! А Бурёнка нынче отелилась, и Маруся чуть было не опоздала в церковь на службу. А сегодня службу проводит новый священник, говорят, молоденький совсем. Прежний-то на повышение пошёл, в сам Новгород. А этот молоденький, рассказывают, наоборот, был аж в Москве, а потом ни с того ни с сего «к земле-матушке, к народу» его потянуло. Ну, посмотрим, надолго ли к нам в Тимофеевку.
Ну а почему бы и нет? В деревне-то социальный минимум не тот, что в городе. Хотя, и деревень-то почти не осталось. Каждой семье полагается хороший деревянный дом и участок в тридцать соток. Ещё могут корову дать или козу, ну и гусей или кур на выбор. Трактора выдают, правда, не автоматические, а ручные с дистанционным управлением, но на автоматический можно заработать, там дотации выгодные для деревенских. Всяко, по её, Марусиному, пониманию, лучше, чем тридцать метров городской квартиры.
Так-то деревни нынче никому не нужны, и мало их осталось. Овощи и всякую там зелень и так выращивают где ни попадя, в некоторых зданиях городских целые стеклянные этажи оранжереями заняты. Да и надо-то её, натуральной еды, при дешевизне синтетической пищи, не так чтобы уж сугубо много. Но вот оставили разные страны, а в том числе и Россия-матушка, себе такие заповеднички, деревни, так сказать, для сохранения культурного уклада. Ну вот и завлекают людей, таких, как Маруся с её Сашком, социальным минимумом повыше, да простотою быта, ежели кому оно по душе.
В церковь Маруся влетела, когда уже читали первую молитву, лишь на пару секунд задержавшись у порога, чтобы стряхнуть снег и наспех перекреститься. Слова молитвы она не все, правду сказать, разбирала, но осеняла себя крестом истово, машинально повторяя в детстве заученное. Сашок её уже стоял среди людей, а в сторонке, но не далеко от него, касаясь друг друга, молились Настька и Юрка.
Ну, а так – служба как служба. И Маруся, как ни старалась, отвлекалась мыслями на Бурёнку и молодую тёлку, и ещё думала про то, как её Сашок на соседскую Галку смотрит. Ох, от греха подальше…
Но началась проповедь, и вдруг всё вокруг преобразилось. Молодой священник, попирая традиции и каноны, вошёл прямо в толпу прихожан, и толпа моментально окружила его.
Он не обратился к пастве привычным «Братья и сестры». Он просто начал говорить. И его голос проникал как будто сразу в сердце, минуя слух и рассудок. Толпа замерла.
«Мой прадед однажды спросил своего знакомого монаха: чем католическая вера отличается от православной? И тот ответил.
В католицизме церковь делает всё, чтобы человек пришёл к вере. В храмах есть скамейки, и можно сидеть, молитвы читаются на понятном языке и иногда под гитару. Часто через усилитель голоса, через акустические системы. А Библия издаётся в виде комиксов. И легкие шоу на библейские темы – их церковь поощряет. Вера популяризируется. Человеку должно быть комфортно, и вера должна восприниматься легко.
В Православии человек должен прийти к вере сам. Пусть для начала напрягая ноги и слух.