Третий шимпанзе

Однако несколько групп ученых потратили много лет на обучение содержащихся в неволе горилл, а также обыкновенных и карликовых шимпанзе пониманию и применению искусственных языков, использовали пластмассовые фигуры разного цвета и размера, знаки руками, похожие на те, которые приняты в языке глухонемых, и пульты, типа гигантской пишущей машинки, на которой на каждой клавише указан определенный символ. Сообщалось, что животные выучивали значения до нескольких сотен символов, а недавно один карликовый шимпанзе научился понимать (но не произносить) достаточно большой объем разговорной английской речи. Исследования со специальным обучением высших приматов показывают, по меньшей мере, что интеллектуальные способности этих животных позволяют им приобрести большой словарный запас, так что напрашивается очевидный вывод — у них вполне может сформироваться аналогичный словарный запас в дикой природе.

Когда мы видим, как стая диких горилл долго сидит вместе, обмениваясь друг с другом ворчанием, которое кажется нам неразборчивой тарабарщиной, а затем все гориллы внезапно и одновременно поднимаются и отправляются в одном и том же направлении, у нас закрадываются подозрения. Мы задумываемся, не скрывалось ли за этой тарабарщиной некое речевое взаимодействие. Поскольку анатомия голосового тракта человекообразных приматов ограничивает их произносительные возможности, и они не способны использовать столь разнообразные гласные и согласные, как мы, то и словарный запас диких человекообразных приматов вряд ли окажется хоть сколько-нибудь приближающимся к человеческому. Тем не менее мне показалось бы странным, если бы выяснилось, что словарь диких шимпанзе и горилл не превышает тот, который выявлен у зеленых мартышек, и не включает в себя десятки «слов», возможно, в том числе и имена отдельных особей. В этой интереснейшей области наука быстро обогащается новыми знаниями, и следует непредвзято относиться к рассуждениям о том, какого размера в действительности разрыв между словарным запасом человекообразных приматов и людей.

Последний вопрос без ответа касается того, присутствует ли в голосовой коммуникации животных нечто такое, что можно было бы считать грамматикой или синтаксисом. Люди не просто обладают словарным запасом в тысячи слов с различными значениями. Мы также сочетаем эти слова и изменяем их формы так, как это предписывают грамматические правила, которыми определяются сочетания слов. Таким образом, грамматика позволяет конструировать практически бесконечное количество предложений из конечного количества слов. Чтобы осознать этот факт, почувствуйте разницу в значении следующих двух предложений, составленных из одних и тех же слов с теми же окончаниями, но имеющих разный порядок слов, который образует особую группу грамматических правил, определяющих значение предложений в человеческом языке:

«Ваша голодная собака укусила за ногу мою старую мать».

«Моя голодная мать укусила за ногу вашу старую собаку».

Если бы в человеческом языке не присутствовали грамматические правила, значение (семантика) этих двух предложений было бы совершенно одинаковым. Большинство лингвистов не признают языком систему голосовой коммуникации животных, сколь бы обширным ни был их словарный запас, если в ней отсутствуют грамматические правила.

Исследования коммуникации зеленых мартышек не выявили у них пока что ни малейшего намека на синтаксис. Большая часть хрюканий и криков об опасности является одиночными высказываниями. Если зеленая мартышка последовательно издает два и более звука, то, как оказалось во всех проанализированных случаях, она просто повторяет одно и то же высказывание, и то же самое наблюдалось в записях, где одна зеленая мартышка откликалась на голос другой. А вот у капуцинов и гиббонов в самом деле присутствуют высказывания из нескольких элементов, используемых только в определенных комбинациях или последовательностях, но значения этих комбинаций еще предстоит расшифровать (то есть, это мы, люди, еще их не расшифровали).

Сомневаюсь, что кто-либо из изучающих голосовое общение приматов рассчитывает, что — пусть даже только у диких шимпанзе — в нем сложилась некая грамматика, хотя бы отдаленно напоминающая по сложности грамматику человеческого языка, с предлогами, временами глагола и вопросительными частицами. Тем не менее на данный момент остается без ответа вопрос о том, сложился ли у каких-либо животных синтаксис. Необходимых для этого исследований диких животных, у которых использование грамматики наиболее вероятно — то есть карликовых или обыкновенных шимпанзе, — пока не проводилось.

Короче говоря, несмотря на то, что пролив, разделяющий голосовую коммуникацию человека и животных, несомненно велика, ученые стремительно обретают понимание того, какая «насыпь» тянется через этот пролив со стороны животных. А теперь давайте проследим мост со стороны человека. Мы уже рассмотрели сложные «языки» животных; а существуют ли в наши дни какие-либо поистине примитивные человеческие языки?