Третий сын

— Не твое дело, — бросила она, но тут же одумалась. Господам так не отвечают. Архо не успел рассердиться, Лармэн уже ласкала его бедра и продолжала: — Он все еще верит, что я смогу понести. И по-прежнему любит. Пусть так и будет. Пока вожак мой и свора моя. Мужчина принадлежит тому, с кем спит.

— Даже я? — хмыкнул хан.

Она нахмурилась, но промолчала.

— Брось, не хотел тебя печалить, — примирительно улыбнулся Архо, — Я тоже люблю свою старуху, хотя и не спал с ней уже лет десять. Что поделать — родня! Ох уже эта родня… Слышала, что учудил Ярго?

— Ярго?

— Ярго Хед Кодо, муж моей Гисэн. Он всегда был со странностями, как и вся их пришибленная династия. Если бы не богатства Мифро… Да не о том речь! Похоже этот чудак окончательно свихнулся на вере. Гисэн прислала письмо, полное боли. Она пожаловалась, что Ярго отдал целое состояние за какую-то реликвию из Узерхау. Мизериты потребовали… Нет, не могу сказать вслух!

Архо приник к уху любовницы и зашептал. С каждым его словом глаза Лармэн становились все шире.

— Гисэн не ошиблась? Это что-то невероятное! Столько золота…

— Гисэн никогда не ошибается. Я чувствовал ее страдания через строки.

— Но что это за реликвия такая?

— Какое-то жидкое дерьмо. Гисэн рассмотрела его мельком, Ярго сразу же передал чашу Музам. С этими фанатиками только свяжись!

— Какого цвета? — Лармэн смотрела на него стальным взглядом.

— Что?

— Дерьмо. Какого оно было цвета?

— Да какая разница? — удивился Архо, но припомнил: — Вроде, черного. Дочь писала про «смолу, что пролилась с полночного неба». У Гисэн красивый язычок, она вообще очень чувственная…

— Мне нужно попасть в Мифро, — перебила Лармэн.

— Для чего? — удивился он еще больше. — Что тебя так раззадорило? Ты возбудилась сильнее, чем на мне!

— Что ты знаешь о плоти Музерату?

— Ты про горькое ритуальное пойло, которое разливают Музы? Лучше холодного дурмана принять, он чудеснее!

— Я говорю о настоящей плоти.

— Что за вздор?

— Полагаю, мизериты не зря ломили цену. Возможно, твоего Ярго и обманули. А если нет? Нужно в этом убедиться. Я должна убедиться.

— К чему ты клонишь? — серьезно посмотрел на нее хан.

— Помоги мне до нее добраться, Архо! До реликвии. Если в чаше то, что я думаю, ты об этом не пожалеешь. Мечтал увидеть меня молодой? А сам хотел бы остановить старение? Наслаждаться юными телами еще сотни лет? Принимать холодный дурман и не бояться за сердце?

— Какая-то чушь, — отмахнулся Архо.

Он небрежно оттолкнул Лармэн и поднялся с постели. Теперь она еще лучше рассмотрела дряхлеющего хана. Праздные годы не прошли даром: среди окружающей роскоши Архо выглядел бледной тенью.

— Позволь доказать, что это не так! — Лармэн через силу смирила гордость, сползла на пол у ног любовника и уткнулась лбом в пушистый ковер. Обнаженная и покорная, она играла на самых низменных пороках. — Помоги мне это доказать! Если подведу, делай со мной все, что пожелаешь!

— Не бросай таких слов, Лари, — жестоко усмехнулся Архо. — Ты знаешь, у меня богатое воображение. Допустим, ты помешалась на этой реликвии так же, как и Хед Кодо. Но чем я могу помочь? Цена этой вещи безумна! Да и не думаю, что Ярго захочет ее продать. Он очень упертый.

— Мне нужно попасть туда, где ее хранят. Чаша наверняка в храме! Напиши Гисэн, пусть поможет. Даже Музы не посмеют противиться воле хатан!

Хан почувствовал власть. Не ту, которой обладал с рождения, а гораздо более ценную, истинную. Посадить на крючок такую женщину было похвально.

— Я не стану писать дочери всякие глупости. Лучшее, на что можешь рассчитывать в Мифро, это приют. И мое попустительство. Дальше — сама. Но помни, чем бы не закончилась твоя авантюра, я обязательно с тебя спрошу, Лари. Если плоть Музерату не так чудесна, расплатишься иначе. Будешь принадлежать тому, с кем спишь. Вместе с Тэрко и всей вашей сворой: мне нужны ее глаза и уши. И луки, что метко бьют неугодных. Договор подпишем кровью, я сохраню эту бумагу до твоего возвращения. Обманешь — покажу ее ночным охотникам. Предательства они не простят.

Лармэн не смела поднять лица.

— Неужели оно того стоит? — Архо был убежден, что она испугается, прогнется, уступит. Напрасно.

— Я должна убедиться, — глухо повторила Лармэн.

7

Черный цвет принадлежал Музерату, но теперь Лармэн поняла, что ему служила и сама темнота. В храме не было окон, ламп или факелов — внутри царил непроглядный мрак, он заполнял сеть невидимых коридоров. Ни один кетмен не сумел бы найти выход отсюда. Но Лармэн была необычной кетменкой. С семи лет.

С Гисэн Хед Кодо она не увиделась. Надменностью хатан пошла в отца, которого почитала гораздо больше мужа. Поэтому в точности исполнила все, о чем Архо просил в письме: дала Лармэн пищу и кров. Гостью поселили в скромной коморке прислуги, общались с ней только служанки — смиренные лиерлийки. Для Лармэн, которую уважали в столице, подобное обращение было унизительным. Но она это стерпела: цель была слишком важна.