Третий сын

Сплетение тел пульсировало. Из него росла сеть бледных кишок, по которым мерно струился темный питательный сок. Часть кокона покрывали размытые штрихи татуировок. Тонкая белая кожа ходила буграми — ритуальные узоры растягивались и сжимались, меняя расцветку от черного до пунцового.

— Что это? — прошептал Тэрко. В его глазах застыл ужас.

— Идем, — бросила Лари и тут же направилась прочь.

Вожак поспешил за ней, он испуганно озирался до самого выхода. Снаружи их встретили взволнованные охотники: солнце еще не встало в зенит, но лица Тэрко и Лари вынесли на себе все увиденное.

— Убираемся, быстро, — приказала Лари, не дожидаясь, когда вожак придет в себя. — Здесь нечем дышать.

Свора уходила в чащу, проклятое место осталось далеко позади. Вопросов никто не задавал. Даже Тэрко, у которого были все основания. Поэтому Лари решилась сама.

— То, что я видела, не похоже на истинную свободу, — пробормотала она. — Лучше сгнить заживо, чем вот так…

Лари надеялась, что он спросит. Ей нужно было выговориться! Но Тэрко лишь насупился и молчал. Что бы не привиделось ему в той пещере, он упорно пытался это забыть. Наконец охотница отступила, она не хотела травмировать любимого еще больше. О произошедшем Лари вспомнила лишь однажды.

— Пообещай, — серьезно попросила она, — если со мной приключится что-то похожее, твоя рука не дрогнет. Просто пообещай, Тэрко.

— Обещаю.

6

Через прозрачное мозаичное стекло открывался потрясающий вид на город. Черные крыши домов раскинулись сплошным ковром, улицы и переулки выписывали на нем узоры. То тут, то там виднелись изящные великаны — дворцы ханских династий. Острые шпили башен возносились в ясное небо, наполняли его своим мраком, резко проявлялись на фоне облаков. В центре города стояло гигантское сооружение, перед которым трепетали даже роскошные дворцы. Замок кагана. Сердце столицы и всей Кетмении.

— Великолепно! — Женщина не могла оторваться от окна, хотя смотрела в него не впервые. — Твои предки знали, где строить.

Худощавый мужчина раскинулся на роскошной кровати и наблюдал. За ней. Он тоже наслаждался видом: округлыми бедрами, крепкой талией, жилистой спиной. Подтянутой фигурой. Дикостью черт. Совсем не его идеал, но иногда так хочется разнообразия!

И он, и она были кетменами, при этом тело мужчины отличалась безупречной белизной. Женщине повезло меньше, ее свинцовая кожа выдавала низкое происхождение. Подобная связь считалась порочной. Истиннородные господа не желали портить кровь и обычно выбирали в наложницы лиерлиек, которые не могли понести. От серых кетменов рождались полукровки без всяких прав на титул белого родителя. Пойти на такое можно было только по большой любви. Но эти двое сошлись на более крепком чувстве. Взаимовыгоде.

Оба были немолоды. Мужчине — за шестьдесят. Это читалось в складках его тела, сухости кожи, усталом лице. Женщине исполнилось сорок четыре, но выглядела она гораздо свежее, возраст проявлялся лишь в мелких морщинках. Возможно поэтому она до сих пор его привлекала. Красота и мудрость — редкое сочетание. И если о первой можно было поспорить, второй у этой кетменки было в избытке.

— Иди ко мне, Лари.

— Не называй меня так, сразу чувствую себя малолетней шлюхой.

— Прости, Лармэн, — поморщился он. — Думал, сочтешь за комплимент. Ты же знаешь, я люблю помоложе.

— Я тоже, — усмехнулась она, — но твоей член мне особенно дорог, Архо. Он поднял меня на эту прекрасную башню. В эту роскошь.

Лармэн не лукавила. Комната вокруг них была изысканно обставлена. Над мебелью из ценных пород дерева трудились лучшие мастера Пархио, гладкие настенные плиты укрывали дорогие бархатные полотна, ажурные светильники горели позолотой и серебром. Полы здесь устилали пышные ковры — белые, как свежий снег. Кетменские ханы ценили скромность, но только не Архо Штар Тоаго. Он любил жизнь и охотно вкушал все ее прелести. Впрочем, как и Лармэн.

— Обожаю за прямоту! — рассмеялся хан, — Идешь?

Она пришла.

— Жаль, что мы познакомились так поздно, — простонал он, когда Лармэн уже отдышалась и прилегла рядом. — Хотел бы полюбить тебя лет на тридцать раньше. Только представлю это тело юным… Завидую Тэрко.

— Напрасно, ведь ты трахаешь меня чаще, — ухмыльнулась она.

— Зачем он тебе?

— Он вожак моей своры, Архо. Пока каган нужен, каган живет. Ночные охотники не признают над собой женщину. Даже меня.

— Я кое-что о тебе знаю, — сощурился хан. — Знаю, что у грозной Лармэн две жизни: одна здесь, другая в лесу. В Алгебоно у тебя есть все, не каждый элтебер позволяет себе такую роскошь. Не спрашиваю, зачем ходишь в свору: у каждого свои причуды. Но на что тебе Тэрко? Не как вожак, как мужчина?

— Тэрко мой, — холодно пояснила Лармэн. — Он принадлежит мне. И будет принадлежать, пока жив. Ты что, узнал про девку? Слухи не врут, это моих рук дело. Я никогда не отдаю своего, запомни. Никому.

— Но сама-то легко отдаешься, и не только мне. Он это терпит?