Третий сын

— Меня удерживают не эти веревки, охотник, — грустно усмехнулся Моро. — Я — третий сын, мои путы гораздо надежнее. Но старший Муз убеждал, что их можно разорвать. Я вынужден ему верить, иначе лучше не жить.

— Лучше или нет, сейчас решаешь не ты, — нахмурился Реано. — Вокруг этого дерева два десятка охотников, и только я еще сомневаюсь. Смекаешь?

— Я знаю, что вы ненавидите храм. Что считаете Музов отродьями. Я тоже их ненавижу. Ненавижу по праву рождения, хотя и не должен. Мы можем помочь друг другу.

— Помочь? — Реано не верил своим ушам. — Сейчас мы решаем твою судьбу, истиннородный! И я все больше доверяю чутью своры.

— Убей меня и не добьешься ничего. Даже удовольствия не получишь, я не стану просить пощады. Для меня это просто один из выходов, причем не самый дурной.

— Или?

— Идите со мной, и мы добьемся большего. Накажем Музов. Вернем вашего бога.

— Наш бог всегда с нами, белокожий.

— Только в ваших молитвах. А я покажу, как он выглядит.

2

Земля Узерхау состояла изо льда, камня и дыма. Во всяком случае, снаружи. Кетменские легенды рассказывали о живописном крае, который еще в древности поглотил вечный холод. Плодородная почва укрылась ледяным панцирем, его толщина оказалась непреодолимой. Лед здесь был повсюду. Только на юге, у самого побережья, ветра и приливы обнажили узкую полосу камня. Город Мизерато тоже был каменным, мрачным и одиноким. Большая его часть скрывалась под землей, в бездонных шахтах — на поверхности возвышались лишь крепостные башни. Все пространство за их стенами занимали склады с провизией, ее подвозили морем. Ниже располагались гигантские угольные хранилища. Углем питались бесчисленные подземные печи, трубы которых выходили наверх черными клиньями. Печи горели беспрерывно: когда одна разрушалась, разжигали новую — и так все дальше и дальше, глубже и глубже. Стены и башни Мизерато устилал непроглядный черный полог, к его удушью невозможно было привыкнуть. От копоти чернел сам ледник, будто опаленный муками бесправных тружеников. Жизнь любого каула — преступника и раба — была короткой, но в шахтах Узерхау она исчислялась месяцами. Самые крепкие могли продержаться несколько лет, пока окончательно не теряли разум. Впрочем, разум здесь можно было утратить не только в шахтах.

Когда мизериты его окружили, Моро решил покончить с собой. Он был уверен в собственном мужестве, но прогадал — в последний момент рука дрогнула. Ночных охотников рядом уже не было, их пленили или перебили. Моро и сам мечтал о легком конце, но все-таки струсил. Поэтому вновь попал в плен: дважды за месяц, второй раз в жизни.

На этот раз путы были удобнее, а дознаватель — красивее. Кетменка тоже принадлежала к истиннородным. Идеальную белизну ее кожи расчертили ритуальные узоры, черные линии ярко выделялись на бледном холсте. Моро знал, что они покрывают все тело, но кетменка была в непроницаемом плаще — на виду остались только лицо и ладони. Угольные волосы, роскошные от природы, ниспадали за плечи от самого темени. До него голова была гладко выбрита и расписана, это делало лоб неестественно высоким. Тонкие черты лица и крупные глаза подчеркивали чистоту крови. Сословное равенство тревожило пленника. Он подозревал, что на сей раз договориться не получится.

Моро приковали к стене в небольшой каменной нише. Кандалы сидели свободно, хотя длина цепей угнетала — Музов не заботило, как он будет справлять нужду. Комната была совершенно пуста, только с приходом гостьи сюда занесли четыре тусклых светильника. О том, что эта кетменка имеет власть, Моро догадался интуитивно. Какое-то время женщина к нему присматривалась, а потом сразу же перешла к делу. Она заговорила тихо, сухо и безразлично, но Моро это не обмануло. Жрецы Музерату пользовались голосом только в исключительных случаях.

— Как тебе это удалось?

— Мне не удалось. — Моро знал правила и говорил кратко. — Мы не смогли.

— Как тебе удалось посметь?

— В Коловитано меня спрашивали о том же. Я не знаю.

— Поэтому они тебя выбрали?

— Вероятно, — опустил глаза Моро. — Старший Муз сказал, что это мой единственный шанс.

— Шанс на что?

— На свободу. В обмен на священную плоть коловиты обещали меня отпустить.

— Отпустить? — На этот раз дознаватель не смогла скрыть изумления, ее крупные глаза расширились еще больше. — Освободить от служения?

— Да. Так мне сказали.

— Это невозможно.

— Значит, меня обманули.

— От служения не отказываются. Ты не мог этого захотеть.

— Ну в чем-то я все-таки уверен. Точно знаю, чего хочу.

— Ты лжешь!

Без маски безразличия она ему даже понравилась. Эта Музи была не так мила, как Овиэн, значительно старше, и татуировки ее уродовали, но внутри чувствовалась страсть. Хороший Муз бесстрастен. И все-таки она возвысилась, причем в самом Мизерато. Получается, что ее преданность была столь же сильна, как и его неприязнь.

— Хотел бы солгать, но родился третьим. Моя душа для тебя открыта.