Третий всадник

Пока суть да дело, ревизор Федя Симонян отвел меня в сторонку. Он выглядел озадаченным.

– Я бы на твоем месте присмотрел за председателем, – неожиданно объявил он. – Не дай бог что с ним случится.

– А кто ему грозит, кроме «тройки»? – не понял я.

– Да много кому может не понравиться, если он лишнего сболтнет.

– Уже сболтнул все, что мог.

– Может, и не все. Я бы поостерегся.

– Да ладно нагнетать, Федя. Это же не твоя, а моя работа – перестраховываться и бдить. А пока поводов не вижу.

– Нагнетать? Давай до города разговор отложим. А там в спокойной обстановке… Ты в области человек пришлый. Много чего не знаешь. И некоторые вещи не понимаешь.

Звучало это зловеще и многообещающе. Я хлопнул приятеля по плечу:

– Хорошо, Федя. Жду с нетерпением ошеломляющих откровений.

– А вот смеяться не надо. Чтобы над нами потом не смеялись, когда мы все на свете прошляпим…

Глава 4

Переговорить накоротке с Федей нам удалось только через пару дней. Пока я отписался по выезду, пока он доложился своему начальству и созрел для серьезного разговора. Так что увиделись мы только в воскресенье.

Встретились на ступенях чистенького двухэтажного особняка Рабкрина, где ревизор пахал как проклятый, без праздников и выходных. Я пожал его интеллигентскую тонкую руку и предложил:

– Ну что, пройдемся по городу, подышим весной?

– Перед смертью не надышишься, – брякнул ревизор, а меня от этой невпопад брошенной фразы вдруг обдало каким-то потусторонним холодком.

На излете нэпманских времен мы посидели бы спокойно в трактире и откушали там расстегайчиков, что встало бы в треть зарплаты. Но трактиры и ресторации теперь как по волшебству превратились в рабочие столовые, где кормили только по карточкам. Поэтому оставалось нам мерить шагами город. Зато никто не подслушает наш разговор.

Мы прошли по краю компактного купеческого центра Нижнепольска, застроенного приземисто, хотя и местами весьма вычурно – все сплошь лабазы, добротные купеческие дома и уютные маленькие церкви, большинство из которых переоборудованы под склады и клубы. Вышли на улицу Маркса, где на переломе столетий взмыли ввысь трех-четырехэтажные доходные дома. Уткнулись в площадь Парижской Коммуны, где недавно было возведено тяжеловесное и, по задумке, шикарное, а на деле – нелепое многоэтажное строение обкома партии с многочисленными колоннами, круглыми балконами и плоской крышей. Рядом построили другое, чуть поменьше, но очень похожее, прям как незаконнорожденный сын, – штаб военного округа. А рядом, в бывшей городской думе, теперь властвовало Полномочное представительство ОГПУ.

За площадью приютился кинотеатр «Красный пролетарий», где неизменная толпа желала приобщиться к искусству немого и звукового кино. Там шли новые фильмы: «Горячая кровь» – незатейливая история о создании коммун на Дальнем Востоке, а также советско-германская кинолента «Металл».

– Почему кино так тянет людей? – оглядываясь на очередь, недовольно произнес Симонян, поклонник академических театров и высокой поэзии.

– Наверное, люди хотят увидеть на экране кусок интригующей чужой жизни, – предположил я. – Забыть о своих невзгодах и серых буднях хоть на час. И чем больше у них проблем, тем длиннее очереди в кинотеатры.

– Эх, Большаков. Сколько у нас с тобой вдруг нарисовалось проблем, так по твоей логике мы должны сутками не вылезать из синематографа и неустанно пялиться в экран, – выдал ревизор и таинственно замолчал. Ну что, умел он нагнетать драматизм. Вот кому кино снимать.

Вскоре мы дошли до парка имени Ворошилова. Спасибо партии и правительству за семичасовой рабочий день и гарантированное воскресенье на отдых. А погоде отдельная благодарность за первые по-настоящему теплые ласковые дни. Народ высыпал из тесных квартир на свежий упоительный весенний воздух. И сейчас в парке прогуливались толпы – семьями или в одиночестве.

Вокруг кипела общественная жизнь. На скрипучей и прогибающейся сцене летнего театра девчата в народных одеяниях весело, с притопами-прихлопами, исполняли антибуржуазные и колхозные частушки. Прошествовала под стук барабана колонна улыбающихся задорных юношей и девушек, одетых в изумрудно-зеленую комсомольскую форму, перепоясанную ремнями, – это были студенты советско-партийной школы. Они несли с собой транспарант «Слава социалистическому труду!».

Я в очередной раз отметил, что Голод затронул горожан не так сильно. Если в деревне это был Гибельный Голод, то в городе просто голодали и недоедали. Хотя местами он набрасывался на людей со всей жестокостью, особенно на большие семьи, где было мало кормильцев и продовольственного пайка не хватало на всех. И не дай бог потерять карточки. На колхозном рынке, который открыли в прошлом году, были продукты, но по ценам диким и простому трудяге недоступным. Проявилась во всей красе изнанка города. Люди меняли еду на вещи, процветала спекуляция, росли как на дрожжах кражи, в том числе продуктов. Милиция сбивалась с ног. Но в целом Нижнепольск жил, работал, дышал, отдыхал и в будущее смотрел без обреченности. Видел я это сейчас и в парке.